Исследование надежности его полка, Десятого гусарского, было закончено, и в докладе ирландского полковника, который проводил его, несомненно, давалась объективная оценка офицерам и солдатам. Хоть меньшего принц и не ожидал, но был лично признателен. Похоже, полковника следовало похвалить за его усердие, но он допустил промашку, написав в заключение о французском виконте, живущем в Сассексе, что звучало неблагожелательно для него, так как обыск усадьбы, где жил француз, не выявил ничего, что могло свидетельствовать о шпионаже. Принц не одобрил попыток преследовать француза, вдобавок не одобрил потому, что этот француз является близким другом маркиза и маркизы де Вийер, которые были прекрасно известны окружению принца. Полковник явно перешел границы дозволенного. С тех пор, однако, парень удалился, получив офицерскую должность в Десятом гусарском, теперь он, вероятно, находился в Бельгии.
Новости из Брюсселя были воодушевляющими и полными интереса: можно было постоянно видеть, как принц Оранский инспектирует свои войска, перемещаясь по городу со всеми военными регалиями, и путается под ногами своих союзников. Это подтверждало собственную мысль принца, что сам он мог принести больше всего пользы там, где он был. Как однажды мягко и деликатно сказала ему мудрая, красивая и недосягаемая леди София Гамильтон, он не был воителем.
Июнь, охотно подумал принц, должен быть месяцем кавалькад, июль — месяцем войны. Он должен был запланировать свои собственные церемонии. Самая пышная — баронский праздник в Арандельском дворце в честь шестисотой годовщины подписания Великой хартии вольностей (1215), во вторник, тринадцатого. Сегодня «Лондон Газетт» подробно описала щедрый банкет, на котором принц будет главенствовать двадцать первого с братьями Йорком и Кларенсом, где все рыцари ордена Подвязки предстанут в своем полном облачении. По такому случаю было воздвигнуто новое здание в готическом стиле, где в течение трех дней будут проходить турниры, за которыми последуют балы.
Тем временем Бонапарт, казалось, занимался своим делом. Та же самая «Газетт» упоминала, что за последний месяц его видели гуляющим пешком по улицам Парижа, часто в одиночестве. Смотр девятнадцати тысяч Национальной гвардии он тоже проводил не на коне, в сопровождении нескольких офицеров он прошел по рядам, проверяя и беседуя с солдатами с большой фамильярностью, а после смотра вернулся во дворец Тюильри.
