Гарри вел себя вполне привычно. Снова был одержим пони и с нетерпением ждал прибытия Шехерезады и лошадей из Эпсома, которые должны были приехать со дня на день. Он попросился в Нью-Хейвен, чтобы проститься с дедушкой, и София ответила, что подумает над этим.
Все, о чем она могла думать и что постоянно приводило ее в состояние, близкое к истерике, — так это то, что двое мужчин были готовы убить друг друга. После вчерашнего события не оставалось и тени сомнения, что вызов будет сделан, и не было никакой возможности избежать дуэли. Она станет смертельной: их обоих обучали убивать. А мужество и их решительность довести начатое до конца также не вызывали в ней никаких сомнений.
Оглядываясь назад, она с точностью могла сказать, что все было подстроено, но она все еще не понимала — кем. Женщина, более сведущая в интрижках двора, точно бы поняла, что оба мужчины преследовали ее, и узнала бы в учтивом, полном светских манер поведении Себастьяна те же глубокие мотивы и импульсы, которые влекли и Жака. Еще более умная женщина знала бы, как управлять столь пикантной ситуацией. Но она же слепо шла вперед, нарушая каждое правило. Ее интимные отношения с Жаком сделали его совершенно уязвимым, ранили Себастьяна и заставляли их обоих вступить на тропу войны.
Она не смела обратиться к Себастьяну: ничего, кроме унижения ему и ей, это не принесло бы.
Она не могла обсудить это и с Жаком; то, что он натворил днем раньше, убеждало ее в этой мысли.
Она не могла попросить отца как-то повлиять на ситуацию, потому что понимала, на чьей он стороне, а также и то, что он бы не в силах предотвратить эту дуэль.
Честь джентльмена была под угрозой, и другому джентльмену незачем было вмешиваться в сложившуюся ситуацию.
София не переносила конфликты и умудрилась сама же принести их в свой дом. Она ненавидела военные игры, которые мужчины разыгрывали между собой. И все же именно она стала причиной этой «Троянской войны».
Она предала все, во что так свято верила. Кроме любви.
В ее чувстве вины присутствовала и обида. Она не могла простить им, что они использовали Гарри в оправдание своим препирательствам. И здесь снова она обрекла себя на кошмар, поддерживая дружбу Жака с собственным сыном. Но со стороны Гарри это было обыкновенным делом: будучи ребенком, он вполне мог находиться на обеих сторонах.
Время от времени ее начинал волновать вопрос: можно ли было каким-то образом убедить Жака извиниться перед Себастьяном? Мог ли он преуспеть в дуэли, основанной на спорах из-за невинного ребенка? София была в полном отчаянии. Но на самом деле мотив был еще глубже, слишком серьезным для нее, чтобы суметь что-либо изменить. А по правилам дуэли извиняться уже было поздно.
