— Ты собираешься смотреть на Шехерезаду на скачках?
Он повернулся к Гарри и улыбнулся.
— Конечно. А ты?
— Конечно.
Затем Десерней произнес изменившимся тоном, не глядя Софии в глаза:
— Обещайте, что приедете покататься со мной верхом, послезавтра.
София посмотрела на него испуганно. Это был почти приказ. Он сказал быстро:
— Я приеду и заберу вас утром. Скажите «да».
— Да, — вымолвила она. Ответить по-другому она и не смогла бы.
Жак смотрел через плечо Гарри.
— Не берите с собой грума — я уверен, что вы превосходно знаете дорогу. Вы можете показать мне Фристонский лес.
София услышала стук копыт позади них и повернулась. Себастьян Кул скакал на своем сером гунтере со стороны Клифтона.
Увидев Кула, Десерней заторопился. Ему не хотелось портить впечатление от сегодняшнего дня этой неприятной для него встречей. София не могла сдержаться, поэтому спросила:
— Почему не завтра?
Жак повернулся спиной к приближающемуся всаднику.
— Завтра я еду в Нью-Хейвен. Пришел корабль.
Для нее такого рода разочарование было ново, и, к своему огорчению, она почувствовала, что готова заплакать.
Он быстро и горячо прошептал:
— Мой ангел, я тебя люблю.
У Себастьяна было впечатление, что он приехал не совсем вовремя. Эти двое разговаривали тихими голосами, не обращая внимания ни на мальчика, ни на занятие с верховыми лошадьми. Он не уловил ни слова из того, о чем они говорили, но если речь шла о чистокровных скаковых лошадях, Эпсом Даунсе или чем-либо еще, а не о них самих, он готов был съесть свою собственную шляпу.
Когда Себастьян подъехал ближе, он увидел, что София выглядела взволнованной, а Десерней — сердитым, полковник успокоился: немного солнечного света вернулось в его день.
Он остановил гунтера не слишком близко к пони и низко поклонился, оставаясь в седле и снимая шляпу.
— Моя дорогая кузина. — Он выпрямился и кивнул: — Добрый день, мистер Гарри. Месье, — его взгляд снова обратился на Софию. — Какая радость видеть вас в добром здравии! Но неужели вы никогда не отдыхаете? После напряжения вчерашнего дня, ужасов предыдущего вечера…
— Что вы имеете в виду? — Он был бесцеремонный дьявол, этот Десерней.
Себастьян же обращался только к ней:
— Помнишь, ты рассказала мне в карете о случившемся и я умолял тебя рассказать всю историю заново? Я не мог поверить в нее тогда, и я едва могу сделать это сейчас. Хотя меня самого заставляли пересказывать ее несколько раз.
Ее щеки порозовели от смущения, а глаза казались влажными.
