По пути домой встретила Васю.
― Почему глазки такие грустные?
― Досталось мне от твоего старшего братца!
В конце моего рассказа он уже хохотал во все горло.
― А ты не отдавай торт. Завтра забегу к тебе домой ― и слопаем за милую душу!
На другой день я снова не застала Ремешилова и, боясь, что такое добро испортится, принесла торт домой. И Вася пришел!
Как-то проходило у нас одно дело с мальчишкой, карманным вором. Обвиняемый значился по домашнему адресу. В суд явились все, кроме обвиняемого. Дело было мелкое, решено было его рассмотреть, обвиняемому дали условно 6 месяцев. И вдруг через несколько месяцев поступает к нам запрос от прокурора, не числится ли за нами подследственный такой-то ― в ожидании суда в Бутырках он «объявил голодовку». Я, памятливая на фамилии, сразу же стала уверять Ивана Алексеевича, что такое дело проходило. Подняли его и обнаружили, что в сопроводительной бумаге из милиции не было ни слова о том, что парень арестован и заключен в Бутырки, ― а мы-το искали его по домашнему адресу! Уже вечерело, но Иван Алексеевич отсек взглядом все мои протесты и отправил в тюрьму с выпиской об освобождении. Там я разыскала паренька ― его, ослабевшего от голода, при мне перевели из камеры в госпиталь, чтобы перед освобождением подлечить последствия голодовки.
В тюремном дворе я перепутала двери и заблудилась. Попросила охранника помочь. Он спросил, как я здесь оказалась. Выслушав объяснения, засмеялся:
― Попасть к нам просто, а вот выйти... ― и, взяв меня под локоть, любезно проводил к выходу.
А летом 1927 года меня направили работать в Павшинский народный суд. Я стала взрослой, и Бирюлево вдруг ― так мне тогда казалось ― сделалось прошлым.
На следующий день мы вновь встретились у стен Кремля.
― Вы ни словом не обмолвились о своей личной жизни, ― сказал он. ― Я даже не знаю, замужем ли вы?
― Мой муж погиб в тридцать восьмом. У меня двое детей, и есть человек, с которым мы собираемся пожениться. Сейчас он на военной службе, в Ташкенте.
― Мусатов?
― Вы подсмотрели, кому я отправляю переводы?
― Есть такой грех, но поверьте, случайно!
― Верю, ― засмеялась я. ― Как только все вернутся на свои места, в особенности ваша жена, наша дружба развеется как дым.
― Почему вы так думаете? ― он схватил меня за руку, ― Лена ― чудесный человек, она вас полюбит, ― сказал так и смутился.
В этих словах я услышала прекрасную характеристику жены, и мне вдруг сделалось тоскливо.
― Может, вы боитесь, что дружба со мной не понравится Мусатову?
