Катя смотрела на нас во все глаза.
— Она что, специально положила ребенка именно под ваш поезд? — вдруг спросила девушка Паранина.
— Ну да!
— Просто мстила именно вам — таким вот экстравагантным образом, правда? — подхватил я.
— Вот именно!
— Но откуда ж она узнала, когда вы едете?
— Она живет там, рядом с дорогой… Прямо на первой линии, возле пути… Все мое расписание знает… Раньше, когда мы еще только встречались, всегда выходила, когда я проезжал, и рукой мне махала… А я в ответ гудок давал… И вот… — Он потупился и умолк.
Я вздохнул.
— Да, вам не позавидуешь, Станислав Михалыч…
Он схватился за голову.
— Что теперь со мной будет?!
— А что? — пожал я плечами. — Ничего. Вы ж никакого преступления не совершали, правда?.. А вот адресок вашей сожительницы вы нам все-таки дайте… Мне почему-то кажется, что ей срочно нужна медицинская помощь…
И тут Катя вдруг строго спросила железнодорожника:
— А вы?.. Вы, Станислав Михайлович? Вы не хотите признать отцовство над своей же дочкой? Хотя бы навестить ее?
Он снова сжался.
— Я… У меня их и так двое… Квартира двухкомнатная, теща…
— Все ясно, — сказала Катя. В голосе слышалось презрение.
— Диктуйте адрес матери, — приказал я.
— Да, — поддержала меня Катя, — и идите отсюда, Стас, нечего вам тут делать. Забудьте обо всем, как о страшном сне. Никто и ни в чем вас не обвинит.
— Правда? — Лицо Паранина просияло.
…Я не буду рассказывать подробно последующую историю. Скажу только, что она вместила в себя следующие судьбоносные события:
— одну госпитализацию в психиатрическую клинику,
— одно лишение родительских прав,
— один развод,
— одну свадьбу,
— одно усыновление
— и много-много других хлопот, в большинстве своем все-таки приятных.
Скажу только, что следующий Новый год мы встречали втроем.
Я, Катя и маленькая Настя.
Только втроем, и никто больше не был нам нужен.
Сколько же нынче развелось детективов! Шагу не ступишь, чтоб в него не вляпаться. Телевизор включаешь — а там криминал, книгу откроешь — следствие, в газете — происшествия, в журнале — из зала суда…
Иное дело прошлые времена! Преступлений случалось мало — да и немудрено. Ведь в ту пору честь значила больше богатства, клятву держали ценой собственной жизни, а удар исподтишка столь же тяжело было представить, как и железных птиц, сбрасывающих бомбы на мирные селения…
А если уж убийство и происходило, молва о нем еще долго передавалась из уст в уста и становилась легендой, семейным преданием — как и сия история, что поведала нам наша бабушка, а ей, в свою очередь, рассказала прабабушка.
