Осторожно, подумал я, если поскользнешься, то шлепнешься на попу.
Она остановилась и посмотрела вверх. Я дико испугался, увидев, что это тетя Звана. На зимнем воздухе ее лицо казалось еще бледнее, чем дома. Я помахал ей. Она не заметила.
— Кому ты машешь, Томми? — спросила тетя Фи.
Я повернулся к ней.
У тети Фи от предвкушения удовольствия сверкали глаза. Кто же это идет к ней с цветами или со сладостями? Ее голая ступня честно исполняла свои обязанности.
— Это она, о господи, — сказал я.
— Кто? — спросила тетя Фи.
— Тетя Звана. Зван — это мальчик из моего класса.
— Ты что-нибудь натворил, Томми?
— Нет, — сказал я, — это мой приятель.
Раздался звонок.
— Ах, малыш, — сказала тетя Фи, — я сейчас не могу принимать незнакомых.
Я помчался в коридор и дернул за трос, чтобы открыть входную дверь.
— Осторожно! — крикнул я вниз. — На некоторых ступеньках медные прутья плохо держатся…
В гостиной у моей тетушки тетя Звана казалась намного выше, чем у себя дома.
— Меня зовут Жозефина Зван, — представилась она тете Фи. — Как жаль, что вы повредили ногу. Но зато вы можете утешать себя тем, что у вас теперь есть время отдохнуть.
Тетя Фи не знала, что ответить.
— Ах, мефрау, — сказала она, — этот мальчик что-нибудь натворил? Что-нибудь сломал у вас в доме?
Тетя Звана села недалеко от печки на стул у стола, расстегнула пальто и положила ногу на ногу. Она была в красивых сапожках на меху, с изящными меховыми отворотами. Неспешно снимая перчатки, она улыбалась.
— Послушай, Томас, — сказала она, — оставь нас, пожалуйста, наедине, ладно?
— Ох, — сказала тетя Фи, — неужели он сделал что-то настолько ужасное? Он хороший мальчик, мефрау, хоть и совершенно невоспитанный, с ним всякое бывает, ведь его мать — о боже мой…
Она зажала себе рот рукой.
Я сидел, подсунув руки себе под попу и крепко сжав губы. Я боялся упустить даже слово из их разговора и решил, что буду молчать как рыба.
— Как так, — сказала тетя Звана, — ты все еще тут?
Я сидел в куртке на верхней ступеньке лестницы рядом со звуконепроницаемой дверью гостиной.
О чем эти двое разговаривали, мне не было слышно; я даже не слышал, разговаривают ли они вообще.
Я ничего не понимал. Может быть, они шепчутся — но нет, взрослые никогда не шепчутся, просто они обе говорят очень тихо. Что касается тетушки Звана, удивляться нечему, она всегда говорит тихо. Но почему я совсем не слышу, как тараторит тетя Фи?
Мне вспомнилась мама. Еще острее, чем всегда.
Оттого что я один-одинешенек сидел на ступеньке лестницы.
