— Кошка, что ли?
Хрипло мяукнуло.
Николай принес из холодильника кружок колбасы и открыл дверь. Серая толстая кошка проскочила в коридор квартиры так стремительно, словно за ней гналась стая собак. Ну надо же!.. Лебедев взял в ванной швабру и, сердито жуя колбасу, пошел выгонять непрошеную гостью.
Полазив за шкафами и диванами, потыкав шваброй во все углы, он, наконец, догадался, что кошка успела прошмыгнуть на кухню. Вошел туда — и чуть не ахнул: на табурете у стола сидел старик. Лебедев оглянулся — дверь на площадку все еще была отворена. «Значит, вошел, пока я гонялся за кошкой, — объяснил себе Лебедев неожиданное явление, — а она тем временем убежала».
— Потерял чего, мил-человек? — уютно усмехаясь, спросил старик.
Он был весь какой-то серый, точнее, сивый, будто бы покрытый пылью, в замусоленной рубашке в мелкий горошек. Белая борода его росла очень странно, словно бы по всему лицу. Старик протянул волосатые ладони к газовой горелке, будто к костру.
— Гораздо озяб на дворе! — пояснил он.
— Здравствуйте, — наконец вымолвил Николай. — Вы… кто?
— А суседка я, — пояснил гость. — Дедушка-суседушка.
— Вон что! — облегченно сказал Лебедев. — Вы извините, я в бегах, в разъездах, дома мало бываю, да и тут все хлопоты… А вы с какого этажа? Из какой квартиры?
— Я суседка-то не твой, милочек. Не твой… — Глаза старика смотрели из белесых зарослей на лице оценивающе: — Это ты, значит, Мэрген? По виду и не скажешь. Хлипок вроде. Или потайное оружие скрываешь?
Мэрген — это что-то знакомое, подумал Лебедев. Кажется, сказка есть нанайская: «Мэрген и его друзья». Или что-то в этом роде. Но при чем тут он?
В кухне вкусно пахло сеном. Николай невольно глянул на окно: форточка закрыта, да и осень, какое сено?
— Мэрген? Что вы имеете в виду?
— Вот и я говорю, слабоват. Однако дзё комо не должон был ошибиться…
«Фольклор!» — подумал Лебедев устало. Снова захотелось спать.
— Может, чайку? — предложил он зевнув, мечтая только об одном: чтобы волосатый гость ушел, как пришел.
— Какой тут чаек? — Старик поднялся, вмиг оказался рядом и своей мохнатой беловолосой рукой, напоминавшей скорее лапу какого-то зверька, вдруг мягко прикрыл лицо Лебедеву. — Не до чайку! — услышал еще Николай и задохнулся от резкого запаха сена.
Его разбудила песня. Сильный женский голос протяжно вел: «Ан-н-га!.. Ун-н-нга!..», то резко падая к низким, почти хриплым нотам, то снова взмывая, словцо стремясь достичь небесной высоты.
