В небесах треснул выстрел, и пуля щёлкнула по камню у ног Пеллетери. Капитан вскинул голову. За парапетом мелькнул зелёный мундир. Гусары уже топали сапогами по деревянным ступеням.
Пеллетери извлёк из кармашка доломана часы. До подхода Эру с основным отрядом около шести часов. Спрятав хронометр, капитан согнулся и, уперев руки в колени, смог, наконец, отдышаться. Боже, неужели им удалось? Кончик сабли был испачкан кровью, Пеллетери вытер оружие пучком травы и побежал к мосту, откуда раздавались гневные возгласы его людей.
Часть гусаров, так и не спешившаяся и сгрудившаяся на южной стороне моста, оказалась под сильным огнём с хутора выше по тракту. Пеллетери прищурился, пытаясь разглядеть тех, кто палит из-за белёной ограды. Зелёные куртки. Стрелки!
За фургоном ржали раненые животные, падали из сёдел всадники. Чёрт, надо что-то делать, пока стрелки не прикончили последнего.
— Сержант! Сдвигайте тарантас!
Дюжина гусаров навалилась на повозку, сначала стронула, а затем, приподняв, с руганью поставила фургон левой парой колёс на ограждение моста, Пеллетери сунулся в образовавшийся узкий проход и замахал рукой:
— В форт, живей!
Чёрного жеребца капитана не пропал, его вёл в поводу капрал, и Пеллетери вздохнул с облегчением. Во дворе форта, в безопасности от назойливых стрелков, капитан открыл седельную суму. Достав сложенный флаг, Пеллетери вручил его Куанье:
— На положенное место, сержант.
Хэгмен и остальные стрелки покинули ловушку, в которую превратился форт, в последний миг через проломленный для скотины выход из цейхгауза. Французы за ними, впрочем, не гнались. Сан-Мигель, страж переправы, находился в их руках, и скоро Эру посеет ужас и смерть на путях снабжения британской армии.
И над Тормесом полоскался на ветру гордый французский триколор.
На вино первым наткнулся сержант Куанье. Сотни бутылок заполняли пространство за облупленной гипсовой мадонной в крохотной часовне между мостом и фортом.
— Желаете, чтоб я их разбил, мсье? — осведомился сержант, закончив доклад.
— Нет необходимости, — покачал головой Пеллетери. Будет, чем поприветствовать генерала, — Только смотри: поймаю кого-то с запашком, отверну башку и ему, и тебе.
— Никто не тронет, будьте покойны, мсье, — пообещал Куанье.
Немногословный приземистый крепыш, Куанье всю жизнь отдал армии, и в роте его слово было законом. Насчёт вина можно не волноваться.
Пеллетери достались трое пленных. Два раненых красномундирника, из которых один через несколько часов, вероятно, отдаст Богу душу, и толстяк в синем мундире, отрекомендовавшийся майором интендантской службы. Присутствие майора объяснялось просто. Гусары обнаружили в цейхгаузе пять тысяч мушкетов, в очередной раз сменивших владельца.
