— Взять его.
Миг, и жирный вор лежит в пыли с завёрнутыми руками. Наступаю ему на голову одной ступнёй:
— Ты, тварь, сейчас выдашь провиант, фураж и всё, что полагается фиорицам, за всё время нашей службы.
Он отплёвывается от пыли, потом выдавливает:
— У меня на вас ничего нет. Только для воинов империи.
— Кто занимается нашим снабжением?
И чуть придавливаю ему голову. Он сопит, но нехотя выдаёт, снова плюясь:
— Я. Но у меня ничего нет.
— Раз ничего нет на нас, значит, для нас ты бесполезен и зря ешь свой хлеб. У нас, в Фиори, с дармоедами поступают просто.
Отдаю новый приказ:
— Кол мне.
Один из бойцов быстро выдирает из стоящей неподалёку повозки оглоблю, парой взмахов меча заостряет конец, и я беру острие в свою руку:
— Поставить эту тварь на четвереньки.
Приказ тут же исполняется.
— Двое — держать. Остальные — взяли кол.
Восемь солдат берутся сзади, я примериваюсь — пойдёт.
— Дави!
Рявкаю я во всю глотку. Воины дружным движением посылают кол вперёд. Хруст, треск ткани и плоти. Дикий вопль, тут же обрывающийся — дерево проткнуло лёгкое…
— Ставим.
Пара движений, и импровизированный вертел с насаженным на нём, ещё дёргающимся рёсцем, привязан к телеге. Я поворачиваюсь к остальным его подчинённым, сбившимся в кучу и ставшим из жёлтокожих бледными, словно смерть:
— Где его заместитель? Считаю до трёх. Потом начинаю насаживать остальных. Эй. Воины, сделайте мне ещё один кол…
Мгновение, и мне из толпы выталкивают полную противоположность сидящего на колу рёсца. Это тощий и высокий мужчина.
— Ты старший после этого… Поросёнка?
Интендант становится ещё белее, хотя, кажется, что это невозможно, потом обречённо кивает.
— Где довольствие, положенное фиорийцам за три недели? На пять тысяч человек?
Рёсца начинает трясти. Он валится на колени и стонет:
— Пощади, господин! Я всё найду!
Тут, как нельзя вовремя, появляются первые возы, и начинается натуральный грабёж запасов рёсской армии. Мы грузим всё подряд. Абсолютно всё. И то, что нам положено, и чего нет. Наконец, спустя час, последний воз, который еле тянут лошади, настолько он нагружен, удаляется от нас. Я оборачиваюсь к трясущемуся рёсцу, показываю на кол, где толстяк уже бессильно обвис, опустив голову на грудь. За затылком точит грубое остриё с клочками мяса.
— Ты всё понял?
Он мелко и часто кивает:
— Да, господин. Да, господин. Да, господин…
Похоже, его заклинило.
— В следующий раз там окажешься ты.
— Да, господин, да, господин. Да, господин…
— Мы отправляемся штурмовать Сырх. Так что через неделю ждём тебя в гости. Со всем, что положено.
