— Ты что творишь, щенок?!
— Перестаньте, герцог. Будьте мужчиной. Нам всё-равно умирать. Так может следующие выживут…
— И это говорит тот, кто вернётся назад?
Я снимаю со своей головы глухой шлем, беру его на локоть.
— И перестаньте меня оскорблять. Да, вы старше меня по должности, возрасту и титулу. Но прошу вас довериться мне. Нам ничего не сделают. Она…
Снова шлёпаю лежащую поперёк хребта тушку по сочной заднице, прикрытой атласом. Девчонка визжит от злости. Но я вижу то, что упускают остальные — при каждом ударе лица рёсских солдат делаются кислыми…
… — она слишком ценна для них. Лучше пусть кто-нибудь даст ответный сигнал.
Герцог прислушивается к совету, и после короткой команды кто-то из его свиты машет белым, относительно, конечно, платком… От стены имперских воинов отделяется кавалькада всадников в блестящих доспехах и устремляется к нам. При виде занесённого меча их лицо бледнеют, и самый главный из них, что понятно по его толщине и совершенно непереносимому для глаз сиянию доспехов, буквально валится с коня и протирается в пыли:
— Пощади её, и вам ничего не будет, клянусь Высочайшим!
Я слышу его приглушённый вопль от земли. Остальные всадники так же валятся прямо в грязь, поскольку здесь, похоже, недавно прошёл дождь, и вторят своему командиру на разные голоса. И тут я улавливаю — принцессу! Пощади принцессу! Ничего себе… Так это дочка самого императора Рёко? Тогда всё понятно…
— Император даёт своё слово! Он не станет никого наказывать! Клянусь Высочайшим!
Убираю меч в ножны, и рёсцы дружно с облегчением вздыхают:
— Плох тот отец, который не научил свою дочь уважать гостей. Даже если они едут к нему не по собственной воле.
Скидываю девчонку с коня, она приземляется на ноги, но пошатывается и летит на землю. Но просто упасть ей не удаётся — все посланцы с воплями устилают землю своими телами. Принцесса валится плашмя, видно, поскользнулась, и с воплями тут же вскакивает и начинает блажить дурным голосом. Но причина этих воплей не я, а те, кто за ней посланы. Падать на твёрдое и жёсткое железо не слишком приятно, и ничуть не мягко. Наконец та выдыхается, пинает кого-то из посланцев загнутой мягкой туфлей, что вызывает новый взрыв криков — доспехи же металлические, а потом, оттолкнув услужливые руки, вновь приближается ко мне, смотрит злым, просто бешеным взглядом сверху вниз и цедит на всеобщем:
— Ты мне за это заплатишь!
— Жизнью?
Криво усмехаюсь в ответ на угрозу. Она не понимает, приходится пояснить:
