Желание поучаствовать в маскараде проявлялось время от времени и в дальнейшем. На Новый 1948 год мы пригласили к себе домой небольшой Круг близких друзей на олимпийский праздник богов. Две комнаты нашей квартиры с большими нарисованными на кальке настенными панно и гофрированными занавесками изображали Олимп. Образцы классической одежды гости могли почерпнуть из «Журнала мод для божеств» специально изданным нами для подготовки к празднику. У нас появились Зевс и Гера, Меркурий и Афина, Афродита, Артемида, Церера и многие другие небожители — каждый с литературным выступлением в качестве подарка. Зевс, представляемый Альфредом Клозе, декламировал стихотворение Шиллера об олимпийских богах. Другая группа гостей подготовила отрывки из комедии Генриха фон Клейста «Амфитрион». Причем в этот ранний период становления островного театра исполнители еще читали свои роли по книге. Около полуночи все праздновали проводы зимы, праздник, отмечаемый в феврале/марте. Божественное общество направилось в соседний дом господина Зигмунда на представление под девизом: «классическая Вальпургиева ночь». Когда часы пробили 12, возвестив начало Нового года, один из молодых людей задорно произнес: «Какие бы трудности не принес нам этот год, сохраним невозмутимость богов».
Был март 1948, когда мы пригласили Фризеров — Гельмута, Ильзу и их дочь Сабину на кофе. На этот раз я читал Гете, Рильке и из «Книги песен» Гейне. Гельмут предложил в будущем читать с распределением ролей, что мы в последующем и сделали.
Альфред Клозе был организатором нашего театра, а также его управляющим, драматургом и исполнителем в нем различных ролей. В молодые годы он работал в должности профессора в Университете в Дортпате. Позднее был приглашен в Берлинский Университет. Его научными направлениями были математика и введение в механику. В нем очень рано проснулся интерес к истории науки, обычно проявляющийся у преподавателей высшей школы уже в более зрелые годы. Он написал конспект лекций по произведениям Иоганна Кеплера. Клозе прекрасно ориентировался в драматической литературе, и среди его друзей всегда были актеры. В Берлине он посещал каждую постановку великого Макса Райнхарда.
Но тогда, весной 1948 года я еще ничего не знал о его эстетических склонностях и способностях, он был просто моим коллегой по институту. Он возглавлял небольшой сектор по специальным проблемам баллистики.
Однажды после работы он зашел ко мне домой. В его руке был том из собраний сочинений Герхарда Гауптмана. Мы сидели за маленьким столом напротив друг друга. Он открыл книгу там, где у лежала книжная закладка. Я удивленно взглянул на него, когда он передал ее мне. Я прочел заглавие: «Затонувший колокол. Сказочная драма в пяти действиях». «Знаете эту драму?» — спросил он. Я покачал головой. «Жаль, я много раз смотрел ее в Берлинском театре.» Он продолжал с большим энтузиазмом: «Я хочу инсценировать эту драму на открытой сцене. Недалеко от нашей деревни я нашел площадку, которая выглядит как настоящий амфитеатр». Когда он описал это место, я кивнул, так как приблизительно представлял, где оно находилось. Далее он сказал, что пьеса должна быть сыграна как в настоящем театре свободно произносящими свои роли актерами без всяких книг в руках.
