— Великолепно! Просто великолепно, господин депутат. Изумительно!
Депутат разразился принужденным смехом и чуть не свалился с ног — к счастью, кто-то его поддержал. Тут к нему подошел человек в костюме-тройке и шепнул на ухо:
— На президента совершено покушение. Полиция разогнала толпу дубинками и слезоточивым газом. По злоумышленнику открыли пулеметный огонь, он убит на месте. Вам следует пройти со мной. Главнокомандующий ранен.
И он увидел своего брата еще совсем маленьким, беззащитным ребенком, играющим с другими детьми. Не таким ли беззащитным ребенком он и погиб в застенке, разве что немного подросшим да осмелевшим? И он снова погрузился в бред и, одурев от тоски и страдания, поднялся с кровати и стал бесцельно слоняться по комнате. И снова до него доносились голоса, произносившие знакомые слова, исходящие, как ему показалось, из уст главнокомандующего. Потом он снова рухнул на кровать, но как только снова начал погружаться в бред, треск пулеметных очередей привел его в чувство. Его слух терзал женский визг, детский плач, крики и стоны раненых. Он слышал топот ног, натыкающихся на поверженные тела, и снова треск пулеметных очередей, крики, стоны и детский плач. Почти ничего не соображая, он встал с кровати, которая стала ему ненужной, и снова перед ним предстало детское тельце брата, игравшего с другими детьми много лет назад, и он вспомнил, как его брат подрастал, мужал и креп — если бы только не эта худоба и не угри на лице! — а потом увидел, как юноша плюет в лицо полковнику, как люди в штатском насилуют невинную плоть, а он стоит, привязанный к столбу, и тут появляется человек в форме и докладывает полковнику, что парнишка умер.
Он вскочил с кровати, словно одержимый, бросился к окну, посмотрел в разверзшуюся перед ним пропасть, на дне которой серая масса народа расступалась перед пулеметными очередями, высунулся из окна, наблюдая, как народ бежит с площади в День независимости, и даже не обернулся перед тем как перебросить ногу через подоконник и сорваться с высоты с плачем и криком: «Да здравствует Бразилия!». Пока его тело рассекало пространство, ему виделось избитое лицо юноши, умирающего от боли и стыда.
Сузана задрала левую ногу, и Олаву увидел маленькую черную родинку на внутренней поверхности ее бедра. Она засмеялась, а он смотрел, как она голая катается на постели. Сузана повернулась спиной, и Олаву залюбовался ее плотно сжатыми крепкими ягодицами.
