— Ладно, — говорю, — будут тебе к вечеру стихи. Тебе как, александрийским стихом или героическим десятисложником?
— Да как получится, — ответил Теку, — мне лишь бы Вальдету за сиськи потрогать.
Тут я воспользовался случаем и спросил:
— Теку, ты рассказ-то прочитал?
— Какой еще рассказ?
— Ну, про этого парня, что в депрессии «Also Sprach Zarathustra».
— Нанду, ты же знаешь, что мне это по барабану. У него что, крыша поехала и он подох, или как?
— Не придуривайся, Теку, я о своем рассказе говорю.
— Да, читал я, — ответил Теку, прекратив ухмыляться. — Странный какой-то. Тебе это приснилось, Нанду?
— Нет, Теку, не приснилось. Мне тоже кажется, что это странная история.
— Он голубой, что ли? — спросил Теку. — Не обижайся, Нанду, но мужчины так себя не ведут. Представь, если Роберту об этом узнает.
— Да брось ты, Теку, неужели сам не понимаешь, о чем речь?
— Я-то понимаю, что если этот даун так будет продолжать, кончится тем, что другой его в задницу оттрахает. Правильно сделал ты, Нанду, что не довел рассказ до этого. Так ведь?
— Когда-нибудь я обо всем этом напишу, Теку.
— Как напишешь, Нанду?
— Да обыкновенно как. Когда-нибудь я напишу рассказ о нас двоих; о нашей жизни, наших друзьях, наших близких; все наши воспоминания. Когда-нибудь я стану писателем, Теку, и ты еще обо мне услышишь. Когда-нибудь, Теку, я поеду в большой город, наберусь впечатлений и напишу книгу. И тогда, может быть, я сумею понять нас самих — и тебя, и самого себя, и даже странного героя из рассказа «Also Sprach Zarathustra».
— Это грустная история, Нанду.
— Да, еще какая грустная.
— И у нее нет конца, Нанду.
— Это верно, Теку. Конца у нее нет.
— Жаль, — заметил Теку. — У каждой истории должен быть конец.
— Должен-то должен, Теку, но эта история не такая, как все. Она не кончается, потому что не успела начаться.
— Разорви да выброси это, Нанду; там все неправда — ты совсем не такой.
— Верно ты говоришь, Теку — неправда это все. Да только что нам остается, как не врать?
Учитель Галван был какой-то сумасшедший. На уроке физики он выкурил двадцать шесть сигарет и прожег мебельный чехол, который и без того-то был весь в дырах. Придурок, одно слово! Роберту тоже хорош — сидел на парте передо мной, поминутно поворачивался ко мне и шипел:
— Козел…
Вот пристал, зараза! Я тогда посмотрел на Теку, потом на Роберту и скорчил ему рожу. А тот — одно свое!
— Двинь-ка ему, — посоветовал Теку шепотом, сжимая под партой кулак.
Я толкнул Роберту и с расстановкой произнес:
