— Клянусь, что по земле, которую даст мне правительство, будет протекать река, и это будет река Фисон.
Все приходилось начинать сызнова. Папа снова нанял грузовик, и мы опять пустились в бесконечный путь навстречу новой судьбе. Значит, Бразилиа — это не земля Хавила.
Но оно и к лучшему. Город Бразилиа оказался совсем не таким, каким мы его себе представляли. Мама целый день трудилась, не покладая рук, в своем деревянном домишке, а папа каждый день возвращался домой поздно вечером потный, нервный, раздраженный.
Он все ждал, когда ему выделят клочок земли.
А как же Бог, папа?
Однажды в школе наша учительница дона Иоланда спросила, молятся ли у нас в семье, перебирая четки, и я вспомнил, что дома у нас никогда не молились. Когда я это сказал, она вытаращила глаза и задала вопрос:
— Твой отец — коммунист?
Я не смог ответить. Я не знал, что такое коммунист, и дона Иоланда объяснила, что коммунисты — это русские и кубинцы. Коммунисты, по ее словам, никогда не молятся и ненавидят Иисуса Христа.
— Когда рождаются дети, — продолжала дона Иоланда, — их отбирают у родителей, и те всю жизнь мучаются. В коммунистических странах все обязаны быть безбожниками, никто ничем не владеет, даже одеждой, которую носит, и даже для того чтобы выйти на угол купить молока, нужно разрешение полиции. Бюрократизм там страшный.
Все это я выслушал с изумлением. Тяжко жить в такой стране, подумал я. А дона Иоланда продолжала:
— А еще говорят, что коммунисты, когда не хватает мяса, пожирают живых детей, с солью и постным маслом. Не знаю, так ли это, — процедила она сквозь зубы, — но говорят.
После того как мы помолились после уроков и двинулись к выходу, дона Иоланда, стиравшая с доски, вдруг что-то вспомнила и крикнула:
— Да, совсем забыла. Китайцы — тоже коммунисты. Не забывайте об этом.
Домой я пришел в ужасе. А если папа — коммунист? Я и представить себе не мог, что этот добрый и веселый человек способен на зверства, описанные донной Иоландой. Поэтому я не заснул, пока не дождался папу. Как только он вернулся, я тут же спросил:
— Папа, ты коммунист?
Папа остановился как вкопанный и серьезно посмотрел на меня. Таким серьезным я его никогда не видел.
— Кто тебе сказал? — спросил он твердым и энергичным голосом.
Я пересказал ему то, что слышал от доны Иоланды.
— Вот глупая баба! — сказал папа, почесав голову. — Коммунизм — это совсем не то.
И объяснил, что коммунизм — это действительно, когда никто ничем не владеет, но это иногда означает, что каждый владеет всем.
