— Прости, маленькая, но сегодня ничего нет, — говорю я. — А теперь лети прочь скорее! Пока нас обеих не убили! — Я хлопаю в ладоши, но ворона всего лишь перелетает на соседний куст. — Кыш! — кричу я.
Ворона укоризненно каркает, взмывает в небо и благополучно исчезает за стеной замка.
— С воронами разговариваем, госпожа?
Это низкий голос Бертрана де Люра. Едва не подпрыгнув от неожиданности, я превращаю свое движение в изящный разворот ему навстречу.
— Как бы вас в ведовстве не заподозрили, — говорит он.
Я насмешливо улыбаюсь:
— Разве обо мне уже этого не болтают?
Он наклоняет голову, признавая мою правоту:
— Может, и так, но все равно вам небезопасно ходить здесь одной, госпожа.
Голос у него звучный, выговор правильный, но слово «госпожа» он произносит как-то так, словно хочет сказать нечто иное и весьма оскорбительное. Или мне так кажется из-за того, что похоть прямо-таки пышет от него, окутывая меня душным плащом. И давно он испытывает ко мне влечение, интересно?
— Где ваши фрейлины? — сурово спрашивает он.
В его глазах таится угроза, но, как ни противна мне Жаметта, я не собираюсь отдавать ее на растерзание.
— Я велела им оставить меня одну. У меня разболелась голова, и я вышла подышать свежим воздухом.
Он оглядывает уединенную часть сада, где мы находимся, и я понимаю: ничто не укроется от его глаз.
— Красота госпожи должна была бы привлечь соловья или певчую коноплянку, но никак не растрепанную ворону, — произносит он и на шаг придвигается ко мне, и я вдруг испытываю тревогу. Уж не считает ли он меня настолько «подержанным товаром»; уж не собирается ли допустить в отношении меня какие-то вольности, не опасаясь гнева отца?
А он продолжает:
— Вам небезопасно быть здесь одной, учитывая, сколько стражи повсюду расставлено. Любой воин, случайно увидев вас, может воспользоваться случаем.
Он делает еще шаг в мою сторону.
Мне до смерти хочется отступить прочь. Именно поэтому я заставляю себя, наоборот, шагнуть навстречу, так что мы оказываемся лицом к лицу. Я смотрю ему прямо в глаза:
— Ты в самом деле полагаешь, что у кого-нибудь из них достанет глупости таким вот образом навлечь на себя гнев моего отца? Захочется увидеть собственные кишки, развешенные по стене замка?
Следует долгое молчание. Наконец он кивает:
— Вы совершенно правильно рассуждаете, госпожа. Идемте, я провожу вас к вашему отцу и моему господину.
В животе у меня расползается ледяная паутина страха.
— Не сказал ли мой государь-отец, чего он от меня хочет?
