Они еще поцапались из-за платы за пансион, и в конце концов она его выдворила. «Прощайте, дон Элоино, всего вам наилучшего!» – «Бог вам судья, донья Синфо», Наконец третий муж этой дамы умер, оставив ей пенсию в две песеты и пятнадцать сентаво в день, да еще на похороны ей дали пятьсот. Уж наверное, она их не истратила на панихиду. Заказала самое большое две-три мессы для успокоения совести и в благодарность за вдовью пенсию в тринадцать дуро.
– Ну и дела, боже мой!
– Все это не выдумки, такого не выдумаешь. Сейчас я стараюсь узнать подробности этой трагикомедии, этого похоронного фарса. Сначала хотел сделать из этого сайнет,[53] но потом решил, что будет лучше эту историю, подобно тому, как Сервантес вставил в своего «Кихота» новеллы, вставить в роман, который я сейчас пишу, чтобы отвлечься от забот, вызванных беременностью жены.
– Как, ты начал писать роман?
– А что, по-твоему, я должен делать?
– На какой сюжет, если можно узнать?
– Мой роман сюжета не имеет, или, точнее говоря, какой сюжет получится, такой и будет. Сюжет сам должен сложиться.
– Как так?
– Просто однажды, не зная, чем заняться – чем-то заняться мне хотелось, – я почувствовал какой-то внутренний зуд, укусы фантазии и сказал себе: буду писать роман, но писать так же, как течет жизнь, не зная, что будет дальше. Я сел, взял несколько четвертушек бумаги и начал писать все, что приходило в голову, не задумываясь, что будет дальше, без какого-либо плана. Мои герои возникают из их поступков и разговоров, особенно из разговоров; характеры формируются постепенно. Иногда же характер: будет заключаться в отсутствии характера…
– Понятно, как у меня.
– Не знаю. Там будет видно. Они меня ведут.
– А психология, описания?
– Будет в основном диалог, главным образом диалог. Важно, чтобы персонажи разговаривали, разговаривали много. Хотя бы ничего и не сообщали.
– Наверное, тебя натолкнула на эту мысль Елена, да?
– Почему ты так думаешь?
– Да она как-то раз просила меня дать ей роман, чтобы убить время, и, помнится, сказала, что любит, когда много диалогов, а всего прочего поменьше.
– Да, когда она встречает в романе длинные описания, проповеди или повествования, она их всегда пропускает, приговаривая: «Чушь! Чушь!» Для нее только диалог не чушь. Но, кстати, проповедь легко разбить на диалог…
– Почему так получается?
– Потому что людям нравится разговор ради разговора, пусть даже вовсе бессодержательный. Некоторые не могут вынести получасового доклада, зато способны по три часа болтать в кафе. Это очарование разговора, беседы как таковой, речь вперебивку.
