Когда Аугусто пришел к заключению, что он-то и есть другой, девушка, за которой он следовал, вошла в дом. Аугусто остановился и оглядел здание. И только тогда понял, что шел следом за девушкой. Ах, да, ведь он хотел идти в казино, надо отправиться туда. И он продолжал думать:
«Но сколько же красивых женщин в мире! Боже мой! Почти все. Благодарю, господи, благодарю. Gratias agimus tibi propter magnam gloriam tu am![51] Слава твоя, господи, в красоте женщин! Но какие волосы, боже, какие волосы!»
Эти великолепные волосы принадлежали служанке, которая с корзинкой в руке пересекла ему дорогу. И он повернул за нею. В золоте ее волос светилось солнце, они словно стремились вырваться из тугой косы, чтобы расплавиться в ясном и свежем воздухе. А под волосами открывалось личико – все в улыбке.
«Я – другой, для нее я – это другой, – продолжал Аугусто, следуя за девушкой с корзинкой. – Но разве нет других женщин? Да, для другого есть другие! Но таких, как она, как моя единственная, нет, нет! Они все лишь подражания ей, моей единственной, сладостной Эухении! Моей? Да, силой мысли и желания я ее делаю моей. Тот другой, точнее говоря, тот первый, может обладать ею физически, но таинственный свет ее глаз принадлежит мне, только мне! А разве не отражают таинственный духовный свет и эти золотые волосы? На земле только одна Эухения или две? Одна – моя, а другая – ее возлюбленного? Ну, если так, если их две, пусть он остается со своею, а я – с моею. Когда приходит грусть, особенно по ночам, когда мне, сам не знаю почему, хочется плакать, как должно быть приятно закрыть лицо, рот и глаза этими золотыми волосами и вдыхать через них воздух, очищенный и душистый! Но…»
Он вдруг почувствовал, что его мысли что-то прервало. Служанка остановилась поболтать с приятельницей. Колебание длилось минуту, и Аугусто со словами: «Ба, сколько появилось красивых женщин, с тех пор как я узнал Эухению!» – снова зашагал по дороге в казино.
«Если она будет упорно предпочитать другого, то есть первого, я, пожалуй, приму героическое решение, которое поразит всех моим великодушием. Любит она меня пли нет, но ее долг я так не оставлю!»
Взрыв хохота, исходивший, казалось, с ясного неба, прервал его монолог. Две девушки смеялись рядом с ним, и их смех был как щебет двух птиц среди цветов. На минуту он вперил в них свои жадные к красоте глаза и они показались ему одним раздвоенным телом. Девушки шли рука об руку. И у него возникло страстное желание остановить их, взять каждую под руку и, глядя на небо, вот так идти между ними туда, куда понесет их ветер жизни.
