Дверь открылась через пару минут. На пороге стояла Нара. Босая, в цветастом халате и влажными после душа волосами… Всё! У него на раз сорвало крышу.
* * *
Проводив Машку Нара постояла под душем, смывая с себя чересчур откровенный сон с участием одного очень симпатичного профессора, и для разнообразия решив не портить волосы феном, просто причесалась и принялась за уборку в кухне.
Она перемыла посуду, подмела пол, и взяв в руки северинцевский портфель, уткнулась носом в мягкую кожу, чувствуя себя законченной фетишистской.
— Ну почему он не пришёл? — спросила она у кейса.
Тот естественно промолчал и она тяжело вздохнув, вынесла его в прихожую, чтобы поставить на старый обеденный стол, оставшийся ещё от бабушки.
Звонок раздался так внезапно, что Нара подпрыгнула от испуга. Сердце бешено заколотилось где-то в горле. Каким-то шестым чувством она угадала — кто стоит за дверями.
— Господи, — она тихонько подошла и посмотрела в глазок. — Господи!
Щёлкнул замок и дверь отворилась.
Северинцев шагнул в прихожую.
— Нара, — прошептал он, хватая её за руку и зарываясь лицом в ладонь. — Нара…
— Александр Ник-колаевич, — заикаясь пробормотала Нара, чувствуя, как загораются щёки, как пот выступает на лихорадочно вспыхнувшей коже, как сводит от болезненного желания низ живота. Его близость сводила с ума.
— Если бы ты знала, о чем я думаю… неотрывно, неотвязно… что мне снится… Только ты, ты, ты… — лихорадочно шептал он, — … никогда… никого… так не хотел. Это одержимость, сумасшествие… Сам не знаю, что со мной… хуже, чем болезнь…
— Я… — она не успела ничего сказать.
Он наклонился — и мир замкнулся на его губах, прижавшихся к ее рту. Сладкие, чувственные, волшебные губы и умелый, настойчивый язык, пробившийся внутрь.
Нара гортанно застонала, обхватывая его руками, поглаживая спину, плечи.
Он подхватил её под мышки, усаживая на бабушкин стол, чтобы потом мягко опрокинуть на спину, дёрнул за поясок халата — полы разошлись в стороны, его ладонь медленно двинулась по её животу и замерла немного ниже пупка. — Хочу тебя… хочу до боли, до умопомрачения!
Нара буквально опьянела от голоса — негромкого, мягкого, волнующе-низкого. Рука на её животе не двигалась, но от ощущения теплой ладони на голой коже, она начала мелко дрожать. Наклонившись, он коснулся губами её груди.
— Не надо… боже, что вы де… лаете, — она почувствовала, как её сосок очутился между теплыми губами. Горячий влажный язык медленным широким мазком прошелся по бугорку, а рука, которая еще секунду назад грела её живот, скользнула ниже.
