Прошептал старец слова те неясные для отрока, в силу входящего, и откинулся, закативши глаза.
Горько плакал Поляк над старцем, и с каждой слезой горячей западала в душу злоба жгучая, неуемная.
2
Разбойные собирались в дорогу споро, весело. Надоело им уже изрядно тихое житье, хотелось на простор.
Атаман Федор, оправившись от пыток, окрепнув телом, ни часу не хотел остаться на затерянной в дремучих лесах поляне. Поляк его уже не удерживал. Ему и самому прискучило бездельное житье-бытье, хотелось «размять косточки», помахать сабелькой, поскакать в полюшко на тонконогом жеребце.
Атаман решил вести ватагу разбойных к Арзамас-граду, а потом и на Темников – отвести душу, посчитаться за «гостеприимство» князя темниковского – Васьки Щеличева.
Версты за четыре до Арзамаса ватага разбойных разделилась: большая ее часть, ведомая Кривым, ушла под Темников, а Федор и четверо его товарищей, спрятав оружие в складках одежды, в приседельных сумах, умело изменив внешность и приняв благопристойный вид, двинулись в Арзамас.
Еще издали увидели разбойные настежь распахнутые ворота, через которые непрестанным потоком шел люд, проезжали груженые и порожние телеги.
– Никак большой торг ноня! – обрадованно воскликнул поп Савва и, оживившись, пришпорил коня. – Вот и славно-то. Вот ко времени, – запричитал он, похлопывая себя по животу.
Несмотря на раннее утро воротные стрельцы были уже пьяны, и кто сидел, прислонившись спиной к крепостной стене, кто валялся у дороги в сточной канаве, обнимая, словко женку, бердыш.
Арзамас встретил гулящих гомоном людских голосов, выкриками лотошных торговок и лабазных приказных, лошадиным ржанием, теснотой и пьяным, разудалым весельем. Места на базарной площади были заняты гостями большой и средней руки, лабазниками, что побойчее, а купцы помельче да лотошники расположились со своими нехитрыми товарами вдоль улицы, под тынами, возле крепостных ворот. Мужики и бабы, приодевшись и принарядившись, вытащив из потайных мест накопленные трудами медяки, а кто и серебро, торговались с купцами нещадно, пересыпая речь свою где шуткой-присказкой, а где и бранным словом.
С трудом протиснувшись на базарную площадь, разбойные спешились.
Поп Савва, по-хозяйски обозрев площадь, указал перстом на низкую черную избу.
– Там место богоугодное…
– Почем знаешь? – спросил его Федор.
– Душа просится…
– Ну, веди, коли душе виднее, – усмехнулся в бороду атаман.
На удивление, поп Савва не ошибся – это был кабак.
