2
Отлеживалась Алёна в землянке у поташных дел мастера более месяца. Привез ее Семен Захарьевич в будный стан под утро, в телеге, чуть живую, в бреду. Огнем пылало истерзанное кнутом тело, раны кровоточили. Семен Захарьевич, как с дитем малым, возился с Алёной: отпаивал отваром из трав целебных; к ранам прикладывал шалфей пареный, печенку телячью из-под ножа; утешал словом ласковым в ночном бдении у постели, а когда начала отходить Алёна от болезни да по землянке прохаживаться, повеселел Семен Захарьевич. Детей не дал Бог в семью мастеру и, глядя на болящую, будто на дочь родную, он впервые познал отцовскую радость.
«Спрятать. Ее надо непременно спрятать, – твердил он, спеша к землянке. – Отправить бы ее к себе домой – в Мурашкино, да нельзя, найдут. А здесь… Десять рублей – цена немалая. Может сыскаться еще один иудушка. Хотя чего я сполох-то поднял? – остановился Семен Захарьевич. – Может, у нее где отец с матерью, спрячут».
Когда он спустился в землянку, Алёна сидела у маленького подслеповатого окна и что-то мастерила из лыка.
– Смотри, дядька Семен, лукошко какое славное выходит.
Алёна подняла к свету поделку и рассмеялась.
– Собирайся, доченька, уходить тебе надобно, и немедля.
– Случилось что?
– Случилось. Стрельцы нагрянуть могут в любую минуту. Про тебя дознались.
Семен Захарьевич опустился на лавку.
– Может, обойдется еще?
Алёна уже привыкла к своему доброму, немного ворчливому, шестидесятилетнему, но еще моложавому с лица опекуну, и ей так не хотелось уходить из этой, уже обжитой за месяц болезни, от злого взгляда укрытой землянки.
– Нет! – замотал головой Семен Захарьевич. – Знать, Бог уже не за нас. Так что поторопись, доченька.
Алёна быстро повязала белый платок, обула ноги в лапти.
– Я готова, только мне идти некуда, – она развязала платок и снова села на лавку.
– Так уж совсем и некуда? – переспросил Семен Захарьевич. Алёна кивнула головой.
– Эх ты, пичужка малая, – вздохнул мастер. – Поживешь с недельку на дальней вырубке, а как утихнет здесь все, отвезу тебя к своей старухе в Мурашкино.
Семен Захарьевич покопался в сундуке, стоявшем под лавкой, и протянул Алёне узелок.
– Вот тебе два рубля с полтиной. Богатство не больно велико, но попервой пригодится, коли что со мной содеется.
Алёна запротивилась было, но мастер настоял на своем.
– Присядем на дорогу… и с Богом, – предложил Семен Захарьевич, но сидеть не пришлось. Дверь с шумом распахнулась, и в землянку по ступенькам скатился Андрюха – малый лет десяти, будника Романа сын.
