– Бежать тебе надобно.
Девушка загремела замком, решетка откинулась, и сверху опустилась лестница.
– Вылезти сама без допомоги сумеешь?
Алёна застонала, с трудом разогнув затекшую спину, выпрямилась.
– Дай ноги отойдут, затекли.
– Я дядьку своего привела, он под стеной монастыря ожидает. Укроет на время.
От этих слов, от участия Настеньки потеплело в душе у Алёны. Вдруг девушка заплакала. Свет свечи задрожал, заколебался.
– За что они тебя так? – сквозь всхлипы страдальчески промолвила Настенька.
Но Алёна на это только тяжело вздохнула. Опираясь на руку Насти и стену каменного мешка, она начала подниматься. Голова кружилась. Тошнота подкатывалась к горлу.
– Не можется мне, Настенька. В голове кружение, – тяжело дыша, прошептала Алёна. – Присесть бы.
– Крепись, сестрица. Не дай Бог, стрельцы явятся.
С трудом переставляя ноги, поддерживаемая послушницей, Алёна вышла из каменного сарая, служившего монастырской тюрьмой.
Тошнота вновь подкатилась к самому горлу. Алёна вскинула голову вверх и глубоко вздохнула. Стало на мгновение легче. Но звезды вдруг запылали алым светом, небо затуманилось и опрокинулось на Алёну.
1
Лес многоголосо вторил работным будного майдана. Было их с полсотни: черных от копоти и грязи, с потрескавшимися от жары, иссохшими лицами и руками, с опаленными бородами и усами, босоногих и оборванных. Тут и крестьяне дворцовых сел, приписанные к будам, и ясачная мордва, и княгининские, и морозовские холопы, и вольные хлебопашцы, от земли ушедшие в голодную годину, – все они – поливачи и будники, вотшари и рубщики, бочкари и колесники – напрягаясь из последних сил, от зари до зари трудились, жили надеждой дотянуть до отстою, получить свои заработанные рублишки и уйти от этой добровольной каторги.
За хлопотливым поташным хозяйством досматривал Семен Захарьевич Пусторуков. Был он волосат непомерно, лицом коряв, коренаст, вельми силен да сноровист, дело будное знал хорошо, а посему, поставленный воеводой поташных государевых дел над мужиками, вел дело исправно, блюдя интерес государев и о себе не забывая.
Видя, что работные ставят новый буд, он подошел к ним.
– Плотнее ложи поленья, не то клеть прогорит скоро, и поташ нехорош выйдет.
– Не опасайся, Семен Захарьич, дело добро знаем, – отозвался один из мужиков.
– Ну, ну! – одобряюще похлопав по голой лоснящейся от пота спине одного из будников, он пошел дальше.
Везде был порядок: вот поливачи обмазывают зольным тестом поленья и посыпают золою будный костер; вон вотшари тянут сосновые и дубовые хлысты с мест рубки; бочкари и обручники мастерят бочки под поташ; дымят два готовых буда.
