Элизабет было двадцать лет, когда в один из летних дней в Лексингтоне появился тот, из-за которого участились ее визиты во Францию. Губерт Баатус.
Он с широкой улыбкой пересек лужайку и направился к моему шезлонгу. Его лицо представляло собой идеальное соотношение линий, теней и света и являлось воплощением мужской красоты.
В его внешности не было ничего оригинального. Я намеревалась соблазнить возлюбленного Элизабет. Этот план возник сразу же, как только я его увидела. Банальность подобного замысла не могла смягчить той боли, которую должна была испытать при этом Элизабет.
Я улыбнулась сквозь яркие солнечные лучи и протянула ему руку. Как джентльмен, он должен был ее поцеловать.
— Элизабет столько рассказывала мне о вас. Мне не терпелось познакомиться с вами.
— Вы слишком добры, — ответила я.
— Слишком добр? Разве можно быть слишком добрым?
В разговор вмешалась моя гостья, Элен, приехавшая на уик-энд.
— Не надо буквально понимать эту фразу, Губерт. Когда англичане говорят «вы слишком добры», они имеют в виду нечто более общее.
Губерт посмотрел на меня. Он был в некотором замешательстве.
— Мне кажется, я правильно понял то, что хотела сказать Рут. Я говорю немного топорно. Мой английский… такой неуклюжий.
— Да нет, ваш английский очарователен, — сказала я.
— О, да, очарователен. Теперь я понимаю, что подразумевают англичане под словом «очаровательный». Так сказать, все нюансы.
Он засмеялся. Элизабет улыбнулась.
— Возможно, года три или четыре Губерт проведет в Лондоне, — сказала она.
— Правда? А что вы там будете делать? — поинтересовалась я.
— Мы открываем филиал Банка в Лондоне. Перед тем как вернуться в Париж, я какое-то время буду занят этим.
— Вы думаете, вам понравится жить в Англии?
— О, да. Я уверен в этом.
И он взглянул на Элизабет.
— А прежде вы бывали в Лондоне? — не унималась я.
— Я часто бывал в Лондоне, но никогда не задерживался надолго. Я люблю Лондон. Лондонские театры — лучшие в мире. Но, кажется, я уже перешел на лесть…
— Мы любим, когда нам льстят.
Элен тоже улыбнулась ему. Ее ум был бессилен против его очарования.
Элизабет сияла. Что привлекало его в ней? Может быть, душа? Существует ли столь тонкий инструмент, который позволил бы ответить на этот вопрос? Насколько серьезно они относились друг к другу? Элизабет? Очень серьезно. Губерт?
— Рут.
Я вздрогнула и обернулась на зов матери.
— Рут, дорогая. О чем ты задумалась? Мы идем на террасу. Все готово для ленча.
Элизабет и Губерт направились к дому. Я наблюдала за ними. Он обнял ее за талию, она повернулась к нему. Ее взгляд словно освещал дорожку. Обыкновенный летний вечер.
