Александр Манштейн — мой отец.
Довольно часто случается, что в старости, на покое, люди могут позволить себе вернуться к непринужденности детства. Гораздо труднее людям, ведущим еще деятельную жизнь, — им не всегда удается избежать компромиссов. Моему отцу это удавалось легко, правда, часто не без материального ущерба. Для него достоинство личности не измерялось социальным успехом, и мотивы его поступков никогда не носили даже оттенка личной заинтересованности.
Таких людей жизнь мало меняет.
На фотографии мальчику два года. Чудесный майский день в Царском Селе, где Александр родился 22 июня 1888 года. Молодая мать казалась счастливой и безмятежной. И тем не менее…
14 декабря 1892 года она добивается развода и вскоре выходит замуж за гвардейского офицера Иосифа Казимировича Кононовича.
Я долго думала, что папа не мог тяжело переживать развод родителей — ему только исполнилось 4 года, и к тому же все было сделано, чтобы ребенок сохранил уважение к матери и отцу.
Православная церковь признает развод, но на виновного накладывается епитимья, и он долгие годы не может вступить в брак. Сергей Андреевич Манштейн взял на себя вину, дабы оградить жену от унизительных формальностей, оплатив даже двух лжесвидетелей против самого себя. Со своей стороны, его жена, которой суд оставил сына на воспитание, никогда не принимала важных решений относительно ребенка, не посоветовавшись с отцом.
Только позже я поняла, что, несмотря на все, ребенок страдал. В аттестационной тетради кадета Морского корпуса Санкт-Петербурга Александра Манштейна в графе «Характер и поведение» от 16 апреля 1903 года его отделенный начальник, лейтенант Гаврилов, писал: «По характеру бойкий, добрый и почтительный. Товарищами любим. Своим положением в семье мальчик угнетен и пытается его скрывать».
Этот архивный документ попал ко мне из Морского корпуса, когда папы уже давно не было в живых. Нет в живых и лейтенанта Гаврилова, нет и архивиста Александра Ефимовича Иоффе, который переслал мне ксерокопии «аттестационной тетради», а я все еще с волнением чувствую их живое присутствие.
Но, возвращаясь к рассказам отца, я продолжаю думать, что детство у него было счастливым. Он любил о нем вспоминать, говорил свободно и весело, рассказывал, что он чувствовал себя окруженным заботой и лаской, но сами родители, несмотря на их сильные личности, занимали мало места в его детской жизни.
Его мать, воспитанная в Смольном институте благородных девиц, могла много ждать от жизни. Для нее все двери были открыты. Живая, элегантная, она умела нравиться и любила успех.
