Широко раскрыв глаза и не подходя к чему-то неподвижному и страшному, лежавшему на телеге, она с ужасом увидала, как с воплем кинулась вперед мать, как рывками стала скидывать с телеги полушубок, плащ и, освободивши голову отца, обнимала ее и, рыдая, повторяла: «Гриша, Гриша… посмотри на меня!» Из дома сбегались люди.
Обвисшее тело потащили в комнаты. Мать поддерживала багровую до синевы голову Григория Ивановича.
Пришла в себя Катя уже в спальне, облегченно вздохнула: жив! Чуть-чуть, но все же шевелились малиновые губы отца, трепетали ноздри, со свистом и неровно подымалась и опускалась грудь.
Больной, однако, не приходил в себя — горел в сильнейшем жару. «Рано обрадовалась, — подумала Катя. — Что-то будет?» Становилось страшно.
Губернский доктор был в командировке, городской лекарь — в отъезде. Дядя Василий предложил позвать подлекаря Бритюкова. «Этого доносчика, причинившего столько горя всем Шелиховым?!»
— Никогда! — отмахнулась от него плачущая Наталья Алексеевна. Она вспомнила, как Бритюков валялся в ногах и вымаливал прощение у Григория Ивановича… — Нет, ни за что!
— Попросит прощения небось успешнее еще раз, когда брата выходит… Тогда, быть может, и без просьбы обойдется, — насмешливо возражал Василий.
— Нет, оставь, — повторяла Наталья Алексеевна. — Видеть его не могу.
Проходил томительный день, другой — положение больного все то же. Василий решил сделать по-своему и, не спрашиваясь, пошел к Бритюковым.
— Здравствуй, Василий Иванович, — холодно ответил подлекарь на приветствие, стараясь держать себя с подчеркнутым достоинством. Он хорошо осведомлен о том, что случилось в доме врага, и, решив набивать себе цену, спросил: — Давно приехал, Григорий Иванович?
— Третьего дни, — отвечал Василий. — Да вот какая оказия вышла…
— Захворал, что ли, кто у вас?
— Да он, брат Григорий… Не знаем что — второй день без памяти.
— Оправится, — небрежно процедил Бритюков, — Оправится, крепок.
— Подь ужо, Бритюков, сам посмотри. Помоги, ежели понадобится.
Подлекарь ответил не сразу и как бы в раздумье:
— Много горя хлебнул я из-за него… Чуть не сгноил в кутузке… Разорил… Посмотри, как живу. Подымусь ли когда?
— Не на него пеняй, на Биллингса. Зачем ему поддался, — сказал Василий. Но Бритюков, не слушая его, продолжал жаловаться:
— Просил простить — выгнал… А теперь, слышь, нужен стал: помоги…
Он исподлобья взглянул на Василия.
— Выздоровеет, уже отыграешься тогда, поди… и делишки поправишь, обнадеживающе сказал Василий и замолчал.
