а Карамзин —
промышленность. Таких русских слов, удачно заменивших собою иностранные, множество. И мы первые скажем, что употреблять иностранное слово, когда есть равносильное ему русское слово — значит оскорблять и здравый смысл и здравый вкус. Так, например, ничего не может быть нелепее и диче, как употребление слова утрировать вместо преувеличивать…»
Высказывания Белинского очень ясны и определённы. Между тем в главе «Иноплеменные слова» книги «Живой как жизнь» говорится: «К сожалению, сложная позиция Белинского в этом сложном вопросе изображается в большинстве случаев чрезвычайно упрощённо. Не знаю, в силу каких побуждений пишущие о нём зачастую выпячивают одни его мысли и скрывают от читателей другие» (с. 67, 68).
Но беда в том, что автор, излагая мысли Белинского односторонне, применительно к защите «тяготения», сам «выпятил» одни мысли и «скрыл» другие. Так, упустил всё, что касается удачной замены иностранных слов, а строки об употреблении их без нужды привёл лишь в качестве аргумента «пуристов». И что же получилось? Получилось именно «искажение подлинной сути».
Обойдена в книге и ещё одна важная мысль Белинского, которая помогла бы избежать неверного вывода о «тяготении» критика к иностранным словам. Это — мысль о будущем русского языка, высказанная в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года»: «…знакомство с новыми идеями, выработавшимися на чуждой нам почве, всегда будет приводить к нам и новые слова. Но чем дальше, тем менее это будет заметно… По мере наших успехов в сближении с Европою, запасы чуждых нам понятий будут всё более и более истощаться, и новым для нас будет только то, что ново и для самой Европы. Тогда естественно и заимствования пойдут ровнее, тише, потому что мы будем уже не догонять Европу, а идти с нею рядом, не говоря уже о том, что и язык русский с течением времени будет всё более и более вырабатываться, развиваться, становиться гибче и определённее».
Непонятно, почему автор книги «Живой как жизнь» умолчал об этом высказывании и употребил не свойственные серьёзному и праведному спору «сильные» выражения в адрес «нынешних наших пуристов», хотя у Белинского при всём желании не найдёт поддержки ни чрезмерный пурист, ни защитник «тяготения».
Кстати сказать, защита и строилась в основном не на мыслях Белинского, а на цитате из записки шефа жандармов графа Орлова: «…вводя в русский язык без всякой надобности новые иностранные слова… они портят наш язык…» Из неё и сделан вывод: «Протестовали против иностранных речений представители самой чёрной реакции» (с. 60). Вывод: Белинский тоже протестовал против употребления иностранных слов без надобности? Этот вопрос возникает неизбежно, тем более что «представителей» беспокоили, собственно, не «речения», а идеи, «мысли о политических вопросах Запада и коммунизме», о чём ясно и определённо сказал сам шеф жандармов. Белинский же выступал именно против иностранных слов, когда есть равносильные русские, и за те идеи, с которыми воевали графы Орловы и им подобные.
