Как мы портим русский язык - Константин Фёдорович Яковлев

Когда перед тобой творение настоящего мастера, когда ты задумаешься, чем же взволновал он, чем покорил умы и сердца современников и многих поколений позднейших, чем волнует, покоряет и до сих пор, отчего в память любого читающего накрепко врезается чуть ли не каждая строка, — особым уважением проникаешься к слову, мастером найденному, из тысяч отобранному и точно поставленному в строку. И всякий раз удивляешься вновь и вновь: как верно передана в нехитрых с виду словах целая эпоха — и труд, и бой, и подробности быта, и люди во всём своеобразии и богатстве натур! Удивляешься чёткости, ясности всей широчайшей картины и тому, что человек предстаёт пред твоими глазами ощутимо живой, как бы сейчас вот встреченный наяву, со всеми привычками, пристрастиями и страстями, раздумьями и беспокойством — в малейшем движении своём, и внешнем и внутреннем.

Нехитрые с виду слова…

Со школы помним и вряд ли когда запамятуем, как мужицким словом заплатанный — с прибавлением существительного, о котором лишь можно догадываться — обрисовался нам Плюшкин. Как могучий и словно грубый тургеневский Герасим легонько принагнул к молоку головёнку щенка, враз обнаружив чуткую, мягкую и, можно сказать, бережную натуру. Помним — у Льва Толстого старик Матвей, слуга Стивы Облонского, единственным словом образуется, ёмким, исполненным всегдашней народной мудрости, раз решил все беды своего господина. А некрасовский Савелий, «богатырь святорусский», рассказывая о своём единоборстве с медведицей, как бы невзначай роняет словечко:

И в нём, в этом сдержанном, спокойном слове (не треснула ведь и не хрястнула!) явственно слышится великая силища человека и духа его. В нём же — сила народного выражения, «какого не придумаешь, хоть проглоти перо»…

Меня всегда поражает великий труд великих мастеров. Прекрасно зная язык, они все же постоянно учились языку. Изучали законы образования и употребления слов, вырабатывали свой языковой вкус и свой стиль и — искали, без устали искали и верный тон, и то единственное слово, которое передало бы необходимую мысль, черту человека, чувство с наибольшей полнотой и точностью, живо и просто.

Поражает, что Лесков, работая над каждой вещью, терял счёт переписываниям, да уже и отправив рукопись издателям, просил разрешить ему ещё поработать, «доколе возможно», что Гоголь переписывал свои повести по восемь раз.