Перечитывая эти строки, любой может убедиться:
Вопрос об иностранных словах всегда решался прежде всего с точки зрения надобности, необходимости (если понятие, рождённое в другой стране, нужно и нет для него равносильного русского слова), а понятность была уже второстепенным соображением, ибо действительно нужное, необходимое слово быстро становилось понятным; автор же книги «Живой как жизнь» основным мерилом считал понятность.
По мнению великих мастеров слова, употребление иностранных слов, особенно без надобности, есть засорение, искажение, порча языка; автор книги утверждал обратное:
«Первым и чуть ли не важнейшим недугом современного русского языка считают его (?) тяготение к иностранным словам.
По общераспространённому мнению, здесь–то и заключается главная беда нашей речи. С этим я не могу согласиться.
Правда, эти слова вызывают досадное чувство, когда ими пользуются зря, бестолково, не имея для этого достаточных оснований» (в Собр. соч. исключено выражение «бестолково», но смысл остаётся прежним — т. 3, с. 57).
Великие русские писатели думали о сохранении силы и чистоты русского языка, а автор книги «Живой как жизнь» больше всего заботился о «залётных, чужеродных» словечках и уверял, что русский язык будто бы сам «тяготеет к иностранным словам». Великие русские писатели клеймили тех, кто засоряет язык, а он защищал и, наоборот, клеймил поборников чистоты. Не жаловал и самих великих, когда их мысли не нравились ему.
Разумеется, и великие, может быть, не всегда были во всём правы. Так, Н. М. Карамзин, отстаивая силу, красоту и честь русского языка, думал все–таки о языке избранного общества, и ему претили простонародные слова. При слове парень его мыслям являлся «дебелый мужик», который чешется неблагопристойным образом или утирает рукавом мокрые усы свои, говоря: «Ай, парень! Что за квас!» И. С. Тургенев готов был даже философские вещи переводить, не употребив ни одного иностранного слова. А. Н. Толстой, приветствуя борьбу против употребления иностранных слов без надобности, в то же время как будто жалел их, ибо в некоторых случаях переводил нарочито грубо: «Конечно, — говорил он, — лучше писать «пролетарии», чем «голодранцы» (мог бы сказать, например: «обездоленные»), лучше писать «лифт», чем «самоподымалыцик» (мог бы сказать: «подъёмник»).
Что ж, и с великими, бывает, можно поспорить.
Автор книги «Живой как жизнь» тоже обращался к великим, но брал из них лишь то, что мог приспособить к собственным взглядам, а остальное отбрасывал или попросту «не замечал».
