ЛСД — бесцветен, не имеет запаха, безвкусен, если его растворись в жидкости. Приняв его, человек чувствует себя сначала немного жалким, затем по его телу словно проходит поток, который прорывает преграды фантазии и несет в бесконечное, неописуемое, затем поток уходит, словно уходит жизнь, и что же остается? Головная боль, тошнота и остаток разрушенной жизни, который с каждым следующим опьянением становится все меньше.
Вот такое примерно представление о ЛСД сложилось у меня по описанию Эдди вчера вечером в «Каравелле». Мы выпили с ним немного, и он был как будто совершенно откровенен со мной. Он сказал также, что сыт по горло бродяжничеством.
Теперь я внимательно наблюдал за лицами сидевших за моим столом молодых людей, которые с подчеркнутым безразличием высказывали странные суждения. Королева вдруг показалась мне безмерно самонадеянной, говорила она заученными фразами, как и другие хиппи, которые тоже употребляли выражения, вычитанные из их подпольных журналов.
Эдди, например, сказал:
— Будущего нет.
Молодой голландец:
— Я не позволю предписывать мне, как я должен жить. Это мое дело.
Восторженная шведка:
— Я хочу раствориться в воздухе и почувствовать великое НИЧТО.
Немец из ФРГ:
— Старшие думают, что они знают все лучше нас, но они — это они, а мы — это мы.
Восторженная шведка:
— Я хочу быть только самой собой.
Королева:
— Так много скрыто в каждом.
Эдди:
— Мы хотим быть совершенно свободными.
Шведка:
— Я отвергаю любой авторитет, равно как и авторитет родителей.
Эдди:
— Да, мы отвергаем готовые образцы, мы хотим быть свободными, свободными от всех пут.
Королева:
— Все идет само собой.
Восторженная шведка:
— Я иду куда хочу. Хочу любить — люблю, хочу умереть — умираю.
Все это казалось кошмаром, хотя был ясный день. На лодке, которую мне было видно в открытую дверь, сидела, опустив крылья, ворона. Она сидела против солнца и казалась мне очень большой и очень черной. Мне вспомнился японский фильм «Акамору» («Темное, дикое желание»), фильм о «потерянном поколении», как говорилось в рекламе, герой которого произносит в конце: «Будущего больше нет!». Это был ужасный фильм, обвинение, предъявляемое молодежью к преступной общественной системе. Он — и в этом я убежден — продолжался здесь, на пляже Калангуте. Хиппи не бросали пустых фраз, когда говорили об отсутствии будущего и попытках обрести свободу, которой не было, и не случайно, а из чувства безысходности они убивали себя наркотиками.
