— Итак, вы ничего не помните о вчерашнем вечере, у вас вывихнуты все суставы на руках, какие можно, порваны связки на плечах и запястья опухли. А еще, насколько я знаю, подвернуты обе лодыжки, — в ответ на мой удивленный взгляд Оскар пояснил: — Сказался вашим братом и поговорил с врачом. Надеюсь, вы меня простите.
— А у меня есть выбор? — нахмурилась я.
— Есть. Можете меня не прощать и жить дальше обычной привычной жизнью, — Оскар вдруг заговорил совершенно серьезно, даже тон его голоса изменился. Я удивленно подняла на него взгляд и заметила, насколько изменилось его лицо, став жестким и серьезным.
— Не-не-не! — поспешно выдавила я. — Обычного в моей жизни и так слишком много!
Выражение его лица снова смягчилось, и я облегченно выдохнула.
— Тогда, как только сможете передвигаться, позвоните мне, — он протянул визитку. Насколько скромно, в общем-то, был одет он, настолько роскошной была она: черная с золотыми буквами. — Нам надо поговорить.
— Ага… — удивленно протянула я, разглядывая прямоугольник картона с одним лишь именем и номером телефона. Он положил визитку в ящик тумбочки.
— Не потеряйте. Я не хочу вас снова искать, — и прежде, чем я успела что-то спросить, он вышел из палаты.
Я всегда была обычной. За исключением имени, все во мне было средним: рост, вес, лицо, работа, достаток. Хотя последний упорно стремился к планке «ниже среднего». Даже глаза и волосы — серо-голубые и темно-русые, «мышиные». Меня вообще нельзя было отличить от тысяч таких же двадцатипятилетних девушек. Даже образование было средним — продавец. В школе я как-то тоже зависла где-то посередине, будучи слишком гордой, чтобы присоединиться к отбросам класса, держащимся обособленной крепко сбитой (к сожалению, сбитой в прямом смысле) кучкой, и слишком неуникальной, чтобы попасть в его «сливки». Мне не устраивали «темных» — было не за что. Училась я тоже не ахти, так что учителя скользили по мне равнодушным взглядом, который загорался только на отличниках или двоечниках.
Я думала, что надо быть в «сливках», чтобы привлечь внимание мальчиков. Но когда самый желанный хулиган класса стал гулять с главной «отверженной», я поняла — надо просто быть не такой. Другой. Хорошей, плохой — но только не средней. И желание выделиться вскипело во мне. Самым простым способом казалось одеться во все черное, проколоть все, что можно, и придумать себе пафосное прозвище. Но когда я осуществила эту затею, оказалось, что все не так просто: пару дней школа показывала на меня пальцем, а потом снова забыла про мое существование. Я погрузилась в черную массу таких же непонятых и проколотых. К счастью, благоразумие взяло свое, я вернулась к джинсам и кофточкам, вынула из себя половину пирсинга и состригла пережженные черной и белой краской волосы.