И Маринони, вовремя затеявший свое производство, преуспевал. Гальванические ванны в его заведении работали без перерыва.
Очень скоро Ленуар был переведен хозяином на твердое поденное вознаграждение. Сметливость и изобретательность подмастерья позволили ему и здесь ввести в процесс некоторые усовершенствования. Хозяину они были, конечно, выгодны, и он всячески поощрял Ленуара — то называл его «мастером», то, отправляясь в «Холостой парижанин», прихватывал Жана с собою и угощал стаканом вина.
Жан доверял итальянцу, хотел упрочить отношения с ним. Поэтому-то он и не заикался о каком-либо специальном вознаграждении за свои изобретения и даже не патентовал их. Однако, когда к концу третьего года работы ему удалось найти удачный способ гальванопластической обработки круглых предметов (итальянец безуспешно бился над этим), Жан, ничего не говоря хозяину, отправился к нотариусу. Он помнил проделку толстяка Бланшара и на этот раз хотел обезопасить себя.
Только через два месяца, когда в кармане Ленуара лежал правительственный патент, он сообщил хозяину о сделанном открытии и выставил свои требования.
Маринони не стал спорить.
Изобретения Ленуара имели такое большое значение, что вскоре молодой мастер сделался не только равноправным членом предприятия, но и своим человеком в доме итальянца.
Началась совсем новая жизнь. Появились деньги, появился досуг, который можно было тратить на что угодно. Деньги, конечно, не бог весть какие, но, во всяком случае, было на что купить башмаки и чем заплатить за нормальный обед. А главное — снова можно было покупать книги. С появлением свободных вечеров интерес к ним возобновился.
Ипполит Маринони был вдов. Его хозяйство вела дочь Бианка — шестнадцатилетняя смуглянка, с кожей, золотистой, как абрикос, и с большими карими глазами, обведенными матовой синевой век. Темный пушок над верхней губой Бианки и ее густые, сошедшиеся у переносицы брови свидетельствовали о том, что хозяйство Маринони в надежных руках: у девушки хватит и темперамента и твердости характера.
К тому времени Ленуару исполнилось двадцать два года. Было вполне естественно, что он сделался частым гостем в доме Маринони. Было очень заманчиво вечерком, когда старик уходил выпить свой стаканчик, зайти, будто невзначай, к молодой итальянке. Да и ей, кажется, вовсе не досаждали визиты мастера-компаньона.
Жизнь, не слишком ласковая к молодому люксембуржцу, вдруг улыбнулась ему. Даже в мастерской, где кипела работа над золочением, серебрением и никелированием, Жан находил удовлетворение, внося усовершенствования в тот или иной прибор или процесс. Впрочем, скоро его увлекло другое.
