— Мы порем, — бессильно соврал я, ища взглядом Митю.
— Мало порете, — уверенно подчеркнул начальник стрелецкой охраны. — Хозяйка твоя, потягиваясь, из терему вышла освежиться, к уборной прошла да вдруг как заорёт! Мы к ней, а она уже лежит на земле сырой, руки в стороны, пятки врозь, а из-за уборной эта коломенская верста зубы скалит. Главное, сам голый, а в обеих руках по дохлой курице.
— Да-да, я в курсе. Но их вроде должно было быть семь.
— Дак остальных он уже в уборной утопил! Ты б, Никита Иванович, ещё разок подумал, кого в отделении держишь? А ну как он с кур безвинных на людей перейдёт?! В общем, задержали мы его до выяснения…
Я от всего сердца поблагодарил за совет и участие, попросил доставить Митю ко мне в горницу и бегом кинулся выяснять, как себя чувствует наша впечатлительная эксперт-криминалистка. Какой-то сегодня нервный денёк, не находите?..
Яга, видимо, пришла в сознание быстро, поскольку, пока я сбегал к себе наверх, переоделся и вернулся в горницу, она уже сидела у окна, скорбно вытирая слёзы платочком. Чёрный кот Васька героически подливал ей валерьянку в кружку и утешающе гладил по плечу. Бабка подняла на меня слезливый взгляд.
— Вот за что он со мной так, Никитушка, а?
— Бабуль, вы не… — попытался ответить я, но кот показал мне кулак и сделал страшные глаза — молчи, мол, дай пожилой женщине выговориться.
— Я ить их с цыпляток взрастила, всех по имени звала: Хохлатушка, Марфочка, Репка, Соп-люшка, Кокетница, Поганка, Софочка. А он их… убивец… за что?! И кормила его, и поила, и спать в сенях укладывала, и плюшками баловала, а уж коли когда и заколдовывала под горячую руку (мой грех!), дак ить и расколдовывала сразу же. Часок-другой спустя… но ить не по злобе! А тока в воспитательных целях, его же блага ради…
— Бабуль, — второй раз попытался вклиниться я.
— Вот что, Никита, судить мы его будем, — твёрдо сказала Яга, обращаясь даже скорее к самой себе, чем ко мне. — Щас стрельцов во свидетели кликну да и расстреляем подлеца у ворот. Я ему смерти моих курочек нипочём не спущу.
— Хорошо, — сдался я. — Суд так суд. Зовите Еремеева, будет у нас судьёй. Вы — обвинителем, я — защитником.
— Ты… так ты его ещё и защищать будешь?! — вспылила легковоспламеняющаяся бабка, но я стоял на своём.
— У каждого преступника должен быть защитник. Если своего адвоката нет, значит, предоставит государство. Государство у нас — царь, считайте, что он назначил меня.
— Да почему ж тебя?
