Мне нагадали в девочках еще,
— Садится иней, падает роса -
Что оборотень принесет мне смерть.
- Так Бог судил, когда я родилась -
О дорогой мой волк, не тронь меня!
— Садится иней, падает роса -
Отдам тебе я шелковую ленту.
- Так Бог судил, когда я родилась -
Малютка Кирстен плакала навзрыд,
— Садится иней, падает роса -
В усадьбе это Педер услыхал.
— Так Бог судил, когда я родилась -
И, выходя из розовых кустов,
— Садится иней, падает роса -
С кровавой пастью волка повстречал.
— Так Бог судил, когда мы родились -
Отважный Педер обнажил свой меч,
— Садится иней, падает роса -
И оборотня на куски рассек.
— Так Бог судил, когда мы родились -
Он в землю меч сверкающий упер,
— Садится иней, падает роса -
И в сердце жало острое впилось.
— Так Бог судил, когда мы родились -[2]
Эрлинг собирал разные предания о падшем человеке, воплотившемся в образе Оборотня.
В прежние времена он встречал людей, которые считали себя христианами и изучали вопросы, по его мнению близкие к богословию, однако все они начинали как-то странно юлить, когда он спрашивал их, верят ли они сами в то, что говорят. Добиться от них ответа было невозможно. Тогда он пришел к выводу, что ни во что они не верят и все их слова только пустая шелуха, они лишь жонглировали постановкой бессмысленных вопросов, чему научились в каком-нибудь молельном доме или в другом подобном месте.
Теперь он понимал: в ту пору ему не хватало зрелости, чтобы найти во всем связь, а может, они и сами ее не улавливали. Или, если улавливали, то полагали, что он не заметит, что свои важные проблемы они облекают в одежды собственного опыта, — и потому были честны, как и вообще все верующие. Всего каких-нибудь пятьдесят лет назад поэты выражали свои мысли с помощью греческой мифологии именно потому, что не верили в нее, не были ею связаны и не совершали никакого святотатства, наполняя ее своими мыслями и пользуясь по своему усмотрению ее символами. Однако греческая мифология была слишком тесна и далека, и потому стало естественным пользоваться вместо нее христианской мифологией с ее широко известными символами и образами. Ослабленное уже христианство открыло Библию для неверующих и профанов. Они смогли черпать в ней сокровища так же, как люди черпают их в классической литературе, когда наконец забывают школьную зубрежку и банальные истины. Люцифера можно понять, лишь пригласив его к себе и внимательно изучив, как сконструирован этот светоносец, ставший великим человеконенавистником и подаривший людям ту тьму, о которой они мечтали, напуганные светом.
