3
Все так и получилось, как он ожидал.
Василий стоял у крыльца, и огонек его сигареты то сердито разгорался, то почти угасал.
Алешка молча прислонил велосипед к палисаднику и направился к воротам. Он шел и смотрел под ноги. Василий выплюнул сигарету. Красный огонек искрами рассыпался по дороге. Василий взялся за руль и сказал в спину Алешке:
— Черта с два ты его еще увидишь.
Алешка не оглянулся.
Во дворе пахло парным молоком и подгоревшей картошкой. И сразу же страшно, до боли в желудке, захотелось есть. Но еще больше, гораздо больше, хотелось просто лечь и вытянуть ноги. И он решил, что сначала немного полежит, а потом спустится и поест.
Алешка медленно подошел к лестнице. Ноги были как деревянные. Они могли бы еще, пожалуй, крутить педали, но ходить словно разучились. И подниматься было трудно, особенно вначале, где не хватало двух перекладин лестницы.
Он поднялся и нырнул в черный квадрат окна.
— Появился мамочкин жених!
Алешка узнал голос Бориса. Но узнал с трудом. Борис никогда не говорил так раньше. Может быть, думал, но не говорил.
— Ты чего? — слабо сказал Алешка. — Ну, пусти. — Он не видел Бориса, но чувствовал в темноте, как тот загородил ему дорогу.
— Чего! Пусти! Где-то шатается, а люди из-за него не спят! Как въеду сейчас!
Борис щелкнул фонариком и качнулся вперед. Алешка быстро вскинул руку. Он не боялся, что Борис ударит. Просто закрылся локтем от слепящего света.
Он простоял так несколько секунд. Было тихо. Даже как-то слишком тихо.
— Алешка, ой… — Это сказала Валька. Тогда он, жмурясь, опустил руку. Широкий луч фонарика уперся ему в локоть.
— Вот это да-а… — потянул Юрка.
— Где это ты? — хмуро спросил Борис.
— Что?
— Ну, это… — Борис двумя пальцами приподнял его локоть. И Алешка увидел длинную ссадину, с запекшейся кровью. К ней прилипли зернышки пшеницы.
— Ты хоть скажи по-людски, где был, проговорил Борис.
— Я скажу… Только полежу, ладно?
Он лег на мохнатый, пахнущий теплой шерстью тулуп и закрыл глаза. И сразу перед глазами поплыла дорога. Она разворачивалась, бесконечная, как кинолента, повторяя дневной Алешкин путь. Он видел дорогу со всеми подробностями, которые память сберегла зачем-то в самом дальнем своем уголке. Видел сосновую ветку в глубокой колее, сверкнувшие звездами песчинки, узорчатые змеи автомобильных следов, пунцовые головки клевера у края тропинки… И все это плыло, плыло, плыло… И начинала кружиться голова. Тогда Алешка резко дернулся и повернулся на бок.
