Услышь меня, чистый сердцем | страница 62
Ресторан был не очень, но кормили прилично. Я заказала себе холодного белого вина и салат из крабов.
Инна потребовала:
— Мне водку, селедку, картошку, холодного пива.
И звонко засмеялась.
— Малявина! — Инна часто называла меня по фамилии, как, впрочем, и других. — Куда ты поедешь отдыхать?
— К морю!
— Счастли-и-и-вая! — протянула она.
— Но и вы с Геной собираетесь в Коктебель.
Инна почему-то вздохнула. Я часто не понимала ее. Скажем, звонит утром по телефону. Она каждый день звонила в полдесятого. Не здоровалась, не спрашивала, как я себя чувствую, а задавала один и тот же вопрос:
— Кофе выпила?
Если я отвечала «нет», то тут же трубка падала и — «бип-бип-бип…». Через полчаса снова звонок:
— Ну, что?
Она знала, что до утреннего кофе я не общаюсь.
— Кофе выпила.
— Крепкий?
— Как всегда.
— Счастли-и-и-вая! Что будешь делать?
— Душ хочу принять.
И опять:
— Счастли-и-и-вая!
Я в свою очередь спрашиваю:
— А ты кофе выпила?
— Да. Два раза. Ужас, как быстро кончается.
— А душ приняла?
— Да.
Я, подражая ей, протяжно говорю:
— Счастли-и-и-вая!
Хохочем!
— Я сегодня семь километров пробежала! — победоносно сообщала Инна.
— А мне этого не дано.
Инна не говорила «жаль» или что-нибудь в этом роде. Она никак не реагировала.
Я никогда не слышала от нее советов ни по какому поводу. Мне это нравилось.
Я тоже не даю советов. И думаю, что безапелляционность некоторых советов делает жизнь несносной.
Нам всем грозит Неизбежное. Смерть. Страшно, но это единственная реальность, которая нас всех объединяет. И ее надо принять как должное.
Каждый, если он не с Богом, уходит Отсюда в одиночку. И никакая власть ему не поможет. И никто не сможет остановить его уход.
В те времена, о которых я вспоминаю, мы мечтали и надеялись на лучшее.
Но почему же мы так занедужили? Почему многие из нас пристрастились к алкоголю?
Многие знакомые и приятели ушли, разрушенные алкоголем. Сердце не выдерживало.
Гена Шпаликов тоже ушел. По своей воле.
Незадолго до ухода он пришёл в дом, где мы жили с Павликом Арсеновым.
Звонок в дверь. Пьяненький Гена как-то странно придерживает полы пальто. Распахивает их, а там — великолепная икона. Очень старая. Он ставит ее в спальне на столик. Я спрашиваю Гену:
— А где Инна?
— Не знаю.
Стало понятно, что Гена с Инной в трудных отношениях.
Гена грустно сказал:
— По-моему, это — коней.
В этот вечер мы припозднились за интересным разговором. Павлик сказал тихонько:
— Ему некуда идти. Пусть останется у нас.
Мы легли на ковер, похожий на полянку, поросшую травой, и продолжали беседовать.