Темпера закрыла коробку с красками и взяла со скамейки шляпу.
— Вы, несомненно, должны продолжать, — сказал герцог. — Я приятно удивлен, что вы предпочли обессмертить мои цветы. Большинство художников приезжают сюда писать пейзажи.
— Цветы, разумеется… легче, — слегка улыбнулась Темпера.
— Подозреваю, вы предпочли их не по этой причине.
Темпера не нашла, что ответить, и, секунду помолчав, сказала:
— Я думаю, ваша светлость… мне следует вернуться… в замок. Я могу понадобиться ее милости.
— Ее милость все еще в Монте-Карло. Я вернулся раньше, потому что я не выношу игру. Если вы желаете продолжать вашу работу, торопиться некуда.
— Пожалуй, закончу в другой раз… если, конечно, приходя сюда, я не злоупотребляю добротой вашей светлости.
— Мой сад в вашем распоряжении. — Герцог сделал легкий жест рукой. — И могу я приобрести у вас эту картину, когда вы ее закончите?
— Нет!
Темпера проговорила это почти резко, так ее удивила его просьба. Он приподнял брови, как будто озадаченный ее тоном, и она поспешно добавила, заикаясь:
— Я… я очень благодарна вашей светлости за ваш щедрый порыв, но я сознаю мое несовершенство как художника… в чем вы сами могли убедиться.
Герцог улыбнулся, как будто понимая, что она пыталась сказать.
— Если вы сравните вашу работу с шедеврами моей коллекции, конечно, разница есть. Но так как вы написали это в моем саду и так как я желал бы видеть мои цветы на полотне, я был бы рад купить эту картину.
Поскольку она смотрела в сторону, он через минуту добавил несколько иным тоном:
— Быть может, вы мне ее подарите?
Темпера молчала.
— Если, конечно, вы не предназначаете для кого-то, близкого вашему сердцу?
— Нет… никого такого нет.
— Тогда я смогу ее получить? — продолжал настаивать герцог.
Темпера не могла понять, зачем ему понадобилась ее картина, но после небольшой паузы она сказала:
— Если… вашей светлости угодно.
— Буду искренне благодарен. И может быть, я могу попросить вас написать и другую часть сада?
Темпера отрицательно покачала головой.
— Нет? — удивился он. — Но почему?
В уголке ее рта образовалась ямочка, как намек на улыбку.
— Потому что у меня больше нет холстов, ваша светлость, а я… я люблю рисовать.
Он посмотрел на нее, словно сомневаясь, действительно ли она такое сказала.
— Вы хотите сказать, что вы собирались смыть вашу работу и начать снова?
— Ну да. Это то, что я всегда делаю со своими картинами, чтобы не оставлять свидетельств своего… несовершенства.
— Но так нельзя! — воскликнул герцог.
