На самом деле комната была огромная, стены, обивка мебели и ковер сверкали белизной, огромные окна выходили на море.
Темпере еще не случалось видеть подобных комнат. Но она сразу же инстинктивно почувствовала, что пропорции комнаты идеальны, и это великолепный фон для висящих по стенам картин.
С первого взгляда ее очаровало тщательно выписанное и яркое полотно Себастино Риччи, которое, казалось, все переливалось и сверкало, перекликаясь с огромной картиной Рубенса на соседней стене.
Был здесь и Пуссен, который понравился Темпере, хотя она предпочла ему портрет мадам Бержере кисти Буше. Платье было выписано в его излюбленной манере, а розовые розы на заднем плане смотрелись как живые, прямо хотелось их потрогать.
Темпера переходила от картины к картине как зачарованная. Она поняла, что в гостиной висят только большие полотна, образующие на белом фоне яркие цветовые пятна.
Увидев дверь в соседнюю комнату, она прошла туда и ахнула от восторга.
Здесь размещалось собрание небольших полотен, которые Темпера особенно любила.
Здесь тоже были белые стены и белый ковер на полу, но еще и изящный письменный стол с инкрустацией, в стиле Регентства, с позолоченными ножками, на котором лежали какие-то бумаги.
Темпера сразу поняла, что это должен был быть кабинет герцога.
Ее внимание приковали к себе картины. Их было так много, что трудно было решить, с чего начать.
Первое, на чем остановился ее взгляд, были «Святой Георгий и дракон» Джованни Бацци, художника Сиенской школы. Об этой картине часто говорил отец, и ей очень хотелось ее увидеть.
На тщательно выписанном фоне деревьев, замков, кораблей и неба святой Георгий в развевающемся красном плаще пронзал копьем извивающегося в конвульсиях чудовищного дракона.
— Какая прелесть! — воскликнула Темпера, подумав, что могла бы вечно любоваться этим полотном.
И тут она увидела рядом еще одного «Святого Георгия и дракона».
Это было маленькое полотно Рафаэля, где святой Георгий на белом коне пронзал корчащегося дракона, а на заднем плане молитвенно склонялась спасаемая им девушка.
«Как бы это понравилось папе», — подумала Темпера.
И тут же увидела картину, которая, она была в этом уверена, понравилась бы ее отцу больше всего.
На самом деле, Темпера помнила, что он упоминал о ней, когда рассказывал о Яне ван Эйке.
Это крошечное полотно под названием «Мадонна в храме» было шедевром миниатюры.
Какое-то особенное чувство, отзвук ее души, поднялось в ней из самых глубин ее существа.
