Гончарный круг | страница 44
— Невидаль-то не эка, а така, коли она невидаль-то.
Черт! Тоже верно! — поняв смысл Макарова каламбура, сказал Денис. Золото старики, что на слово, что на руку!
От фермы они пошли в сторону старой кузницы, где лежали давно ошкуренные и местами отполированные штанами бревна. Судя по мусору, место это давно уже облюбовано колхозными мужиками для «случаев».
— Не прогнал бы мимо, шалапутной-от наш. Проскочит как к дому да разбудит тама… — забеспокоился Михаил Лукич и пересел повыше, чтобы повидней было дорогу.
— Не бойсь, Митька место знает! — обнадежил его Макар.
Старики продолжали говорить ворчливыми голосами про Митьку Савелова, про народ, что давеча торчал возле дома Михаила Лукича, а теперь торчит у диковинной машины. Спины им палило высокое еще, мутноватое от жары солнце. Бревна от этой же жары пахли своим последним, пока еще здоровым сосновым духом, хотя и слабым уже, потому что лежат они здесь не первый год и уже повыветрились, поусохли, но еще не успели запреть. И от черной кузницы, истомившейся от пекла, пахло старым, перегоревшим в копоть железом и сопревшим, рассыпавшимся углем очага.
Денис лег на бревна. Он глядел в усыхающую траву, торчащую у комлей, и почти не слышал говора приятелей, потому что думал о своем. Он вспоминал, что взялся за эту тему нехотя и лишь потому, что очень его просил отснять если не полную ленту, то хотя бы сюжет, редактор студии народного творчества. Он готовился к работе над фильмом о древней архитектуре, и в Пеньки заехал по пути в Ростов-Великий, буквально на день-два. Но вот уж и второй день на исходе и ничего практически не снято, а он не торопится. Почему? Да потому что понравились ему эти старики — озорник и балагур Макар и бесхитростный, хрупкий нутром дядя Миша, потому что увидел здесь, как древнее ремесло становится искусством, и надо теперь суметь передать это в коротком сюжете. А почему, собственно, в сюжете? Макар дал прекрасное начало для большой ленты. И есть ритм для всего фильма — ритм гончарного круга. Есть тема, есть ритм, есть настроение. Теперь нужен материал. Нужен характер — вот такой, как в рассказах Макара — горький, отчаянный, веселый. Характер безысходно талантливого человека… Талант безысходен? Если истинный, то очевидно! Иначе от него можно было бы избавиться — ведь так покойно жить бесталанным! Привычки меняются, навыки приходят и уходят, а что делать с талантом? Если он такая же потребность, как жить, кормиться, продолжать род? Говорят, талант вскармливается тщеславием… Нет, тут что-то не так… Безусловно не так! Тщеславие может быть свойством и бесталанных натур. Талант требует признания — это вернее. Как всякий врожденный инстинкт, он проявляется в полной мере лишь тогда, когда для него создаются условия… Вернее, это не инстинкт, это врожденная возможность, которая наиболее полно реализуется лишь в подходящих условиях. Хотя… Человек может творить и в безвестности, не сознавая своего права на признание… И это тоже талант. И тяжкий крест, и истинное счастье одновременно. Дебри. Дьявольская диалектика!