Топить баню нашли Макара. У Михаила Лукича банька, считай, неделю не топлена, а Макарову только вчера сосед калил, решили ее подогреть. Ребята быстро натаскали воды в котел и в кадушку. Макар наколол ольхи и живо нагнал жару. Денис потихоньку привел Михаила Лукича. Василий тоже пришел. Делать-то ему оказалось нечего, а уехать в район он не решался — Николай Иванович ясно вчера сказал, чтобы он оставался тут вроде как за хозяина. И из райкома или райисполкома никто не звонил, не вызывал. А банька… Ни разу он не бывал в истинно русской рубленой баньке. Даже в районе не ходил в парной класс, не имел интереса. А теперь уж заодно… С москвичами-то! Правда, раздевшись, подумал: а удобно ли? Но Макар с Денисом без разговоров втолкнули в темную, горячую клетушку, где нечем дышать от сухого жара и негде повернуться, потому что все место в ней занято печью с горой черных камней, кадками, лавками и полками. Маленькое оконце, чернота бревен и несусветная жара — вот и вся баня.
Василий толкнулся обратно — не пускают. Огляделся вокруг и увидел на верхней полке за печью маленькое белое тельце Михаила Лукича. Лежит пластом, вроде даже не дышит… И чего же это Денис и этот… так и оставят его тут вдвоем с белым тельцем, которое лежит?
В баньку на одной ноге впрыгнул Макар, тоже весь белый, только голова да кисти рук черные, будто приставлены от другого. Вошел и Денис. Этот весь темный, только бедра в белом треугольнике. И Василий сообразил, что это загар.
— Мне жарко — я пойду, — проговорил он.
— А поди-ко! Мы дверь-то колом приперли с той стороны, чтобы пар не уходил, — ответил Макар и запрыгал на одной ноге возле печки, громыхая каким-то ковшиком.
А зачем же они дверь-то приперли? Не хотят выпускать? Но здесь же умереть можно… Василий сел, было, на лавку, но тут же вскочил — припекло!
— Денис, выпусти меня пожалуйста, — попросил он смирным голосом.
— А я не запирал, у Макара вон спрашивай.
— Ну, што ты за мужик у нас такой? Сиди! — Макар налил в ковш из жбана чего-то темного, как собственный загар на руках, попробовал на язык, скислился, отлил почти все обратно, остаток разбавил водой из котла и тремя широкими махами выплеснул ковш на камни. Они отозвались троекратным шипящим взрывом. Пряный жар ударил Василию в лицо, будто его облепили каленым хлебным мякишем.
— Братцы! Мне дышать нечем! — стал он терять терпение. — Отоприте мне двери!
— А ты присядь, не бойсь, пообвыкнешь сейчас, — сказал Макар. — Михайла, ты живой тама?
