— Так вот и стало. Городище-то тут было али не было, и старики не сказывают, а село Стретенье стоит. И храм, который мы в Гражданскую покурочили маленько. Горшали вот тоже водятся покамест. Вота один такой сумерничает. Эй, хватит полудять-то, грыжу наспишь! — Макар ткнул Михаила Лукича и, довольный своим рассказом, стал подклеивать языком погасшую цигарку.
Денис перекатился с груди на спину, прикрыл глаза от слепящей голубизны неба и впервые не столько осознанно еще, сколько радостно подумал о предстоящей ему работе. «А вот и начало ленты! — сказал он себе. — Точно! Небольшой мультик, причем, на юморе, а потом — переход на объемную фактуру — и к рукам мастера. Отлично!»
— Дядя Миша, а приятель-то у вас клад, а? — сказал он и дотянулся рукой до Михаила Лукича и Макара. Ему вдруг захотелось ощутить, все ли тут настоящее, не из сказки ли эти старики?
— Макар-то? Ему токо стопку — и пойдет! Он те стоко небылиц наляпает, горшков стоко не навертишь.
— Ладно! У каждого свое ремесло. — Макар опять повернулся к приятелю спиной. — Почеши теперича! — И зажмурился, ожидая удовольствия. — Потоми сперва, вокруг поводи, а потом уж и лопатку, — подсказал он приятелю.
Деревня Пеньки — гости только теперь это увидели — стоит на пригорке и обоими концами упирается в изгибы Княгини. Издали, с края Пеньковского поля, она похожа на коромысло — так плавен и ровен ее пригорок. И коромысло это узорное, потому что дома срублены и украшены всякий по-своему. Посередке стоит Макаров дом, простой, рубленый, под серебристо-сизой драночной крышей, и наличники у него не крашеные, а тоже серебристые, как драночная крыша на втором году. Обочь Макарова дома — два каменных, старой кладки, вишневые от времни. Дальше — обшитые тесом, крашеные то голубым, то зеленым. Дом из силикатного кирпича, с шифером на кровле — не белый и не серый. А по концам — два новых щитковых домика из еловых досточек в елочку — желтые, как соты из улья. И весь этот узор по зеленому полю овинников, разросшихся черемух, рябин, берез.
Избы Михаила Лукича от поля не видать — застят другие дома. Да и то сказать, хоромина у него одна из всей деревни стоит не путем. Когда-то строили ее в Пеньках под магазин, а их все особняком в деревнях рубили. А этот, мало что не в ряду с другими стоит, а еще и повернут углами к посадам. Как уж это так получилось, бог его ведает! Построили магазин еще до войны, но торговлю в нем так и не открыли, а постройку продали под избу Михаилу Лукичу, когда его отцовский дом выгорел в Стретенье. Сколько-то раз Михаил Лукич собирался перебрать хоромину, отнести ее на край, чтобы как у людей, да так и не собрался окончательно, а потом и думать об этом перестал. На свой век хватит, и так постоит, а там уж — будь что будет.
