— А что, нет других способов?
— Каких ещё способов? Вы о чём?
— Да всё о том же… В ваши-то годы пора бы и уметь… Или орёл Сокольников не научил? И старый анекдот не рассказывал?.. Не у вас ли в деревне это было?.. Пришла молодуха к попу, говорит: «Батюшко, я великим постом у мужа… в руках держала. Это грех?» — «Пост-от у нас великий, значит и грех большой». — «Как же мне замолить-то его?» — «Отче наш читай, Богородицу… А главно, дочь моя, завтра, в Чистый Четверг, выйди на речку и хорошенько помой руки. И другим бабам скажи на случай». На другой день поп велит служке с утра сбегать на речку, поглядеть, исполняют ли его наказ? Служка сбегал и докладывает: «Што деется-то, батюшко! Бабы всем селом на реке: котора руки моет, котора заголилась, подмывается, а которы и рты полощут!».. Ясно, о чём речь? — улыбаясь, поднял к ней глаза Вячеслав Кириллович.
— Ясно. Но я бы откусила к чёрту! — сорвалась Люба и отпрянула от кресла Панкова.
Он резко встал, прошел к столу, рывком открыл ящик, выбросил оттуда сколько-то рублей, пропуск, скомкал их, шагнул к Любе, сунул этот комок ей в ладонь, до боли сжал её и выдохнул прямо в лицо:
— Пшла вон! И чтоб сегодня же я тебя здесь не видел!
Люба развернулась к дверям.
— Стой! — крикнул Панков. — Иди сюда. Садись.
Люба остановилась, медленно прошла к креслу, села поглубже, упёрлась ему в лицо твёрдым, чуть прищуренным взглядом.
— Слушай. Куда ты пойдёшь? Что у тебя есть? Двести рублей? И ни кола, ни двора? — заговорил он.
Люба подняла к глазам слёзы, они задрожали на краешке век, готовые теперь и в самом деле пролиться на ресницы.
— Ой, только вот этого не надо! Не терплю бабьих слёз… Ну, что тебе надо? Работать в салоне? Устрою. Но, что ты там получишь? Ну, максимум триста в месяц. В ме-е-сяц! А могла бы в день получать столько же. Понравишься кому, замуж возьмут. Сколько уж таких здесь было? И прекрасно живут, письма сюда пишут. Не хочешь здесь оставаться, давай позвоню соседу, у него гости из других стран живут. И тоже, бывает, женятся, увозят к себе… Скажи чего-нибудь, чего молчишь?
— Спасибо, Вячеслав Кириллович. — Люба промакнула слёзы поданным им душистым платком. — Спасибо за заботу о моей судьбе. Только, знаете?.. У меня не тапочка на шнурках, чтобы вышла из номера, шнурки подтянула и — в следующий номер. Я вот туда хочу пойти работать, — показала она рукой на громоздкий выключенный телевизор. Я туда ехала…
— Там, думаешь, лучше? Никто твою… «тапочку» примеривать не будет? — усмехнулся Панков.
