Настанут в мире времена,
Когда Океан ослабит связи вещей,
И откроется большая земля,
И новый мореплаватель, подобно тому,
Кто вел Ясона и носил имя Тифис,
Откроет новый мир,
И тогда не будет остров Тиле
последней из земель.
Адмиралу Моря-Океана,
Вице-королю и губернатору всех новых земель на западе,
Дону Кристобалю Колону>{2}.
Сеньор Альмиранте,
С одного из островов в море карибов пишу я Вам эти строки.
Вы хорошо его знаете. Это приморье, эти берега — как прочно они должны быть запечатлены в Вашем сознании! Ведь ни у какого другого острова Вы не задерживались так долго, как у этого.
Хаимака — Ямайка — страна лесов и вод.
Позади меня — Голубые горы, те самые, что высоко вздымались перед Вами над воздушной зоной, где рождаются штормы. Впереди меня — Океан.
Море обдает меня своим дыханием. Ноздри ощущают его терпкий запах, ушная раковина принимает его звуки.
Ниже нашего домика — береговая линия, послушная воздействию прибоя, приливов, столетий. Верх переменчивости — и все же такая явственная.
И вдали, совсем далеко, — выгнутый край планеты, что дает столько пищи глазу и воображению. Известно, что погоня за вечно отступающими горизонтами всегда принадлежала к числу серьезнейших занятий человека.
Когда сидишь на берегу, сосредоточив взгляд на окоёме, почти физически воспринимаешь, как земной шар медленно кренится к востоку.
Меж горизонтом и берегом — катящиеся складки моря. Волны, что идут из неведомого откуда-то за окоёмом и разбиваются о бары перед островом. Изменчивые по цвету и по блеску в согласии с временем суток, оттенком облаков и касаниями ветров. Изменчивые и по звуку: от еле слышного шёпота до язычески буйного рыканья.
