Земля-производительница и женщина-родительница воплощали одну и ту же жизненную силу. Женское чрево представляло мрак, из коего вышла всякая жизнь, исторгнутая лоном земли; в некоторых языках земля и матка называются одним словом. Земля воспринималась как живое существо женского пола; обрабатывающее ее орудие считалось мужским началом; кое-где одинаково называли лопату и фаллос. Мужским началом был также дождь, орошающий землю и делающий ее плодородной. В свою очередь женщина, воспроизводящая чудо жизни, почиталась особенно близкой к жизненному первоисточнику. Травы отождествлялись с покрывающим тело волосом.
Общность с землей отражалась во многих ритуалах, сопряженных с родами, ведь ритуал связывает человека с его совокупным жизненным опытом, как и миф коренится в совокупных жизненных условиях. Женщина рожала, сидя на корточках над землей и ее травами; таким образом ребенок соединялся с исконным началом. У многих племен было принято послед, пуповину и первое испражнение новорожденного закапывать в землю под деревом или на месте, где затем сажали дерево. В таких племенах люди могли показать дерево, выросшее из их последа.
Глубокое чувство взаимосвязи с гумусом определяло восприятие смерти как естественной части жизненного цикла. Земля, из которой вышла жизнь, принимала покойника как непременную предтечу новых жизней. Тление почиталось таким же нормальным слагаемым в жизненном процессе человека, как у трав или листвы. У некоторых племен было принято класть покойника в зарослях, обернув тело травой, символически воссоединявшей его с землей. В последующую ночь можно было слышать визг дерущихся из-за добычи гиен и гиеновых собак; если тело покойного не пожиралось дикими животными, это считалось дурной приметой. Быть съеденным зверьем, а не земляными червями, тоже было способом воссоединиться с землей. У кикуйю обычай этот сохранился вплоть до нынешнего поколения.
Перед инициацией, магическим часом кровоточащих чресел, когда мальчикам грубым ножом обрезали крайнюю плоть, а девочкам клитор, готовя их к посвящению в племенные традиции и сокровенные тайны жизни, девочек на время заточали в глухое темное убежище, символизирующее одновременно стадию зародыша и смерть. Вступление в мир взрослых означало повторное рождение.
Благоговейное отношение к земле подразумевало бережность в обращении с ней. Для крааля, над которым знаком собственности и тотема тянулся вверх дым лагерного костра, рубежи мира были ограничены. Но внутри этого тесного круга постоянная близость к природе породила цельное воззрение. Жизненный ритм согласовался с природными ритмами. Таинственное чувство общности с землей сочеталось с точнейшим знанием свойств различных деревьев и трав, повадок зверей, птиц и насекомых. Такие знания составляли часть коллективной собственности рода.
