— Привет, — громыхнул басом Витька, — мне сказали, что ты загулял.
— Есть такое дело, — кратко подтвердил Ремезов. Распространяться по телефону ему не хотелось. Ладно бы еще за бутылкой…
— Слушай, — подозрительно бодреньким тоном начал Барсуков, — что, если я сегодня приеду к тебе в гости? Только не один, а с дамой.
— С какой еще дамой? — заподозрил недоброе Ремезов. Дама в сегодняшние его планы не входила.
— Да есть такая Светлана Коноплева из нашей редакции…
Коноплева, Коноплева, знакомая фамилия, хотя «Курьер» он не читал. Ага, вспомнил, это в связи с ней полтора месяца назад, аккурат в канун Дня милиции, отдел стоял на ушах и кипел благородным возмущением, а начальство срочно сочиняло цветистый панегирик в собственный адрес.
— Это не та, что обозвала нашу контору статистическим бюро? — уточнил он.
— Она, — упавшим голосом подтвердил Барсуков и пожаловался: — Я тогда в отпуске был, а она воспользовалась моментом и наворочала дел, до сих пор расплеваться не можем. Но вообще она девка неплохая и толковая, только чересчур горячая. Но этот недостаток, сам знаешь, с возрастом искореняется подчистую.
— Это уж точно, — согласился Ремезов: Барсуков клал, что называется, в масть. — А что ей нужно? Если интервью, то, звыняйте, ни за какие коврижки.
— Да нет, у нее несчастье — племянница пропала.
— Это тоже не по моей части, пусть топает в отделение и пишет заявление. В общем, все там объяснят. — Ремезов прекрасно знал, как обстояли дела с пропавшими — практически никак.
— Будь человеком, Ремезов, девка отличная, хоть поговорить с ней, посоветовать ты что-нибудь можешь? — слезно взмолился Витька.
Ну вот, сразу бы говорил, что это по его кобелиной части, подумал Ремезов. Любвеобильность старого приятеля была широко известна, в том числе и его собственной жене, которая смотрела на такие «полеты» с философской невозмутимостью. И Витька после каждого «виража», по его же выражению, неизменно возвращался на «базу».
— Личный интерес, что ли? — осведомился Ремезов.
Ответом послужил характерный смешок, понятный каждому бывалому мужику.
— Ну ладно, — милостиво согласился Ремезов, — тащи свою возмутительницу спокойствия. Только учти: с тебя бутылка.
— О чем говоришь! — заржал Витька.
И ржание перешло в короткие гудки.
* * *
Они пришли после шести вечера. Девка оказалась на редкость складной: длинноногая, в черных джинсах в обтяжку и простеньком свитерочке. Лицо не то чтобы красивое, но и без особых изъянов, а буде такие имелись, то, наверное, с лихвой компенсировались бы живостью выражения и какой-то особенной бесовщинкой в глазах, которую не могла замаскировать даже общая ярко выраженная подавленность. Здороваясь, она при всей своей субтильности по-мужски крепко дернула его руку и отчаянно тряхнула стрижеными белокуро-пепельными волосами.
