— Чего молчишь? Говори. Откровенно.
— Откровенно? — переспросил я. — Ну что ж. Я не против, чтобы у меня были деньги.
— А сколько бы ты хотел? — импресарио, приподняв брови в ожидании ответа, с любопытством следил за мной в зеркальце.
— Сколько получится.
— Ну, а как это «сколько получится» выглядело бы? — настаивал синьор Чака. — Со сколькими нулями?
Разговор становился мучительным. Я никогда не задавал себе подобного вопроса. Мечтать о деньгах как таковых? Это считалось чуть ли не глупостью, во всяком случае, неприличным точно. В романах, когда автор хотел придать персонажу негативную окраску, он давал ему убийственную характеристику, отмечая его страсть к деньгам, и нам, воспитанным школой, окружающими, прессой, кино в духе презрения к толстосумам и тем, кто мечтал им стать, этого было достаточно, чтобы мы возжелали ему всяческих невзгод и неудач. И я привык смотреть на деньги, как на… бумажки. Но когда представлял, в какие конкретные вещи они могут воплотиться, то, честно признаюсь, мне хотелось заиметь солидную пачку купюр. Ибо деньги нужны постольку, поскольку благодаря им можно приобрести «Ладу», построить в городе кооперативную квартиру, съездить в Японию, ну мало ли что еще могут дать деньги?!
— А если у тебя окажется миллион, он изменит твою жизнь?
Конечно, изменит. Мы с матерью приобрели бы дом в городе и переехали поближе к театрам, кино, магазинам, купили бы мебель, такую, как у Сослана… «Жигули», нет «Волга» стояла бы у нас во дворе. Я заставил бы мать бросить работу и всерьез взяться за лечение…
— Молчишь, парень? — покачал головой синьор Чака. — Молчишь, потому что не знаешь, как поступил бы со своим миллионом. А вот твои итальянские сверстники, еще не имея миллиона, знают, как бы они им распорядились. Каждый из них мечтает заполучить — любыми путями — свой миллион и удариться в бизнес, чтоб иметь два миллиона, три, пять, десять, сто! Когда вы, синьор министр, отказались продать американке костюм, — заметили ли вы, в какое изумление пришли все присутствующие? Они смотрели на вас, как на, простите, чудака, человека не от мира сего, без практической жилки. Каждый из них мечтает о таком случае, и уж подвернись он, не упустил бы. Будь у меня тот костюм, я бы — облегчил, изрядно облегчил бы кошелек этой миллионерши. А вы — чудаки! Чудаки! Но я часто задумываюсь: не этим ли чудачеством вы меня, типичного бизнесмена, привлекаете? Кстати, — он пошарил рукой в бардачке на передней панели салона и, вытащив газету, бросил ее Виктору. — Знаете, как вас назвала наша пресса? Осетинские командос! — засмеялся он.
