Печальная участь сестры служила грозным предупреждением Петру I: покушаться на старомосковский миропорядок крайне опасно. Подданные отвернутся от реформатора, и, если тот не обзаведется какой-то другой опорой, отстранение от власти последует незамедлительно. Петра Великого часто упрекают за пренебрежение мягким, эволюционным вариантом преобразований, то есть тем, какой проводила в жизнь царевна Софья, порицают за революционную безжалостность, обернувшуюся огромными жертвами. Однако критики не видят, не хотят видеть, что курс Софьи был обречен на поражение, а ее брат потому и удостоился звания «Великий», что в отличие от многих современников и потомков сумел разглядеть истинную причину падения сестры: фанатичную убежденность русского человека той эпохи в спасительности жесткой самоизоляции от любых нововведений и чуждых веяний. Пробить брешь в этой убежденности ни призывы, ни уговоры, ни какие-либо примеры не могли. Повернуть вспять медленное угасание, умирание русского «больного» имело шанс разве что хирургическое вмешательство, революционное насилие, которое младший сын Алексея Михайловича и применил.
Петр точно спрогнозировал реакцию закосневшего в старомосковских привычках подданного. Повсеместного активного сопротивления реформам не будет. Их инициатора, конечно же, осудят, даже проклянут, но распоряжения под нажимом сверху исполнят. Да, вера в справедливость наследственного монарха опять пошатнется, и весьма существенно. Однако она постепенно восстановится, когда преобразования заработают и принесут первые положительные плоды. Те же плоды помогут заблокировать вспышку второй Смуты, которая, разумеется, начнет назревать по окончании энергичной деятельности царя-реформатора. Что касается пресса, должного выдавить из населения реализацию высочайших предписаний, то сформированная государем особая гвардия, всецело от патрона зависимая, вполне справится с ролью принудительного механизма. Та же гвардия превратится в кузницу новых военных и гражданских кадров, в притягательный центр для всех тех, кто захочет послужить преобразованной России.
Дерзкая операция Петра Великого увенчалась успехом. Маятник общественных симпатий после смерти Отца Отечества качнулся в республиканскую сторону, но в критические дни зимы 1730 года повернул обратно, не увидев впереди для себя более привлекательной перспективы, чем самодержавие Романовых. Судя по всему, укрепление Российского государства – и внешне, и внутренне – в период Северной войны, несмотря на все издержки, в первую очередь побудило авангард общества – русское дворянство – в судьбоносном феврале 1730 года отдать предпочтение хорошо знакомой наследственной монархии, а не авторитарной модели выборной, чреватой повторением Смуты. Жаль, что протеже дворянского сословия – императрица Анна Иоанновна – доверия, ей оказанного, не оценила, и своим стилем управления больше напоминала не родного дядю, а предпоследнего Рюриковича.
