Ансельм издал звук весьма неопределенный и, во всяком случае, не вполне одобрительный.
— Первое, что ты должен будешь изучить, — продолжал схоласт, — это наука грамматики. Septemplex sapientia заключает в себе семь наук, и на первом месте — грамматика.
— Что верно, то верно, — повторил бургомистр, с удовольствием поднимая палец, — на первом месте — грамматика.
Ансельм снова издал довольно гулкий звук, на этот раз неясный по месту своего происхождения.
— Что верно, то перво, сказал бургомистр и с одобрением посмотрел на Ансельма. — Ну-ка, Ансельм, повтори-ка.
— Способный мальчик! — вскричал Швериндох. — У него удивительная память.
Ансельм повторил, и так они занимались несколько дней.
4
Однажды ночью схоласт сел на постели и принялся укорять себя:
— День проходит за днем, скоро уж минет положенный срок, а ты не достиг еще намеченной цели. К чему ведет пребывание в доме бургомистра? Какие меры принял ты для того, чтобы похитить для Гомункулюса небольшую добротную душу. У кого же решил ты похитить эту душу, схоласт?
Он сидел на кровати и чесал голову в недоумении.
— У бургомистра, — сказал колпак шепотом, — я отлично знаю все качества характера бургомистра Шварценберга. Он в меру чувствителен, в меру благороден.
— Я полагаю, — продолжал схоласт думать вслух, — что лучше всего похитить душу у бургомистра. Я его знаю. Он обладает чувствительной и благородной душой. Но как это сделать? Какие меры принять для этого, схоласт?
— Я думаю, щипцами для сахара, — сказал колпак, — щипцами для сахара: бургомистр спит с полуоткрытым ртом.
— Эта мысль делает честь твоей сообразительности, схоласт. Щипцами для сахара, через открытый рот.
— Ты присваиваешь себе мои мысли, — сказал колпак, огорчившись.
Но схоласт повернулся на другой бок и уснул.
5
Дом бургомистра был очень велик и имел предлинные коридоры. В начале каждого коридора горела свеча, и всего в доме бургомистра каждую ночь горело семнадцать свечей.
Схоласт зажег восемнадцатую, оделся и отправился по коридору от комнаты, ему отведенной, до лестницы, над которой помещалась комната бургомистра.
— Gloria tibi, Domine[4],— сказал Швериндох, когда добрался до этой лестницы, — самая трудная часть пути пройдена.
В одной руке он держал свечу, а в другой большие щипцы для сахара. И в кармане у него была еще одна свеча и еще одни щипцы, поменьше.
— Торопись, схоласт, — говорил он, поднимаясь по лестнице, и от дыханья в руках его колебалось пламя свечи. Он собирался уже проскользнуть в комнату бургомистра, как вдруг на повороте встретился с Анной Марией, молоденькой служанкой. Увидев учителя в таком странном виде, со свечой и со щипцами в руках, она очень удивилась, по сказала, скромно опустив глаза:
