И, кроме небольших пробоин, повреждений не было; как сказал недавно командир «S-40», капитан-лейтенант Шнейдер-Пангс, «самым серьёзным испытанием был марш от Гамбурга до Констанцы».
В самом деле, переброска была чрезвычайно непростой. Получив приказ от адмирала Шнеевинда, Хейнц Бирнбахер в декабре 1941 года собрал флотилию в Гамбурге; не все катера сразу — шестой, «S-72», только к февралю вышел из судоверфи «Люрсен», где проходил профилактику. К самому Рождеству катера начали разгружать (сняли вооружение, часть механизмов и, наконец, самое тяжелое — двигатели), затем — уже в феврале и начале марта 42‑го, — буксировали вверх по Эльбе до Дрездена. Там их уложили на специальные четырехосные автомобильные платформы и потихоньку-полегоньку, со скоростью спорого пешехода, по три тягача каждую повезли по прекрасным автобанам в Ингольштадт. Груженый «караван» шел пять дней, все-таки 450 км — не шутка. «Тяжести», менее габаритные, везли по железной дороге дальше, до Линца. В Ингольштадте облегченные катера, не укомплектовывая, спустили на воду и на буксирах повели по Дунаю. В Линце техники, командированные с верфей Люрсена, установили часть снятого оборудования и приборов, — почти всё, за исключением орудий и двигателей. Дальше предстояло движение вниз по Дунаю до Галаца. Там, наконец, всё те же техники с минимальной помощью румын вернули катерам двигатели, но не артвооружение и торпеды — их привезли спецвагонами прямо в Констанцу.
Остаток пути по Дунаю и морю, до главной базы румынского флота, на счету которого громких побед не числилось, шнельботы шли своим ходом. Уже к 1 июня полностью готовы к бою были «S-26» и «S-28», но начинать боевые действия только двумя катерами в штабе посчитали преждевременным.
Полная комплектация флотилии завершилась к середине июня, когда уже итальянские подводники добились нескольких побед, а на счету пилотов бомбардировочной авиации набралось уже два десятка потопленных или безнадёжно повреждённых судов. Преимущественно — транспортников и малых военных кораблей, но были и эсминцы, и большой старый крейсер.
— Наша задача, — продолжал Бирнбахер, ощущая, несмотря на июньскую жару, лёгкий холодок вдоль напряжённой спины, знак осознания церемониальной важности построения всего личного состава флотилии, — полностью блокировать Севастополь с моря. Ни один борт русских не должен ни войти в его бухты, ни выйти из них. Действуем ночью: в светлое время суток акваторию контролирует авиация. Реляции их штаба, конечно, преувеличены, но русские теперь избегают дневных прорывов. Перекроем и ночное «окно» — и Севастополь падёт как перезрелый плод!
