Повесть о хлорелле | страница 90



То, что Самсон Данилович узнал, не давало уже ему покоя. При других обстоятельствах он не стал бы продолжать неприятную для его спутницы беседу. Чувство меры изменило ему, и не хватило сил помолчать.

— Почему вы не вышли замуж?

— У вас была возможность спросить об этом раньше, — высвобождая свою руку из его руки и замедляя шаг, ответила она. — Хотите знать правду? Вы мне мешали.

Он никогда не отговаривал ее выходить замуж. У них не было об этом разговора.

— Я отказываюсь принять ваш упрек. Я вам не мешал.

— Мешали, — последовал спокойный ответ. — Я любила вас… Пробовала любить других, не вышло.

В ее голосе проскользнули незнакомые Свиридову нотки. Помимо горечи и упрека, в них слышалось нечто новое, придававшее голосу некоторую жесткость. От неожиданно пахнувшего на него холодка Самсону Даниловичу стало не по себе, он остановился и пробормотал:

— Вы взялись сегодня меня удивлять… Почему вы раньше мне этого не сказали?

— Надо было самому видеть, — с той же жесткой сдержанностью ответила она. — О таких вещах не говорят, их чувствуют.

Свиридов вдруг сообразил, что они стоят посреди тротуара и мешают прохожим. Он взял ее под руку и с непонятной поспешностью зашагал.

До гостиницы они прошли молча, поднялись на пятый этаж и вошли в номер. Александра Александровна сняла пальто и платок, села в кресло и, сложив руки на коленях, задумалась. Он придвинул к ней свое кресло и с тем виноватым видом, в котором сказывалась вся доброта и нежность его горячего сердца, вернулся к прежнему разговору.

— Десять лет мы с вами не встречались, увлечение миновало, что мешало вам — красавице, умнице — полюбить другого?

Наивный человек, он не представлял себе всю силу ее чувств, не догадывался, что она все еще любит его.

— Мешали мне вы, — со снисходительной усмешкой, которая не могла скрыть ее печали, ответила она. — Я и в других искала вас, вага ум, ваши чувства и даже ваши недостатки. Вы заставили меня поверить, что только таким, как вы, должен быть мой муж. В этой оценке было много неверного. Я понимала, что не таким следует ему быть, а сердце не уступало. Подай ему мечтателя, безумную голову и отважное сердце, рыцаря красной конницы, партизана в белом тылу.

Как могла она его не полюбить? Он развязал узы ее врожденной подозрительности и недоверия, развеял опасения быть уязвленной нескромным взглядом или словом. Ей было с ним легко и интересно, в тайниках его памяти было достаточно всего, чтобы поразить ее воображение, пробудить мысли и дать им нужное направление. Не хватит собственной фантазии, он потянется за чужой, ввяжется с ученым в научную беседу, в книги заглянет. Позже он продумает свое и чужое и в памяти осядут перлы-идеи — сокровища, которые достанутся ей.