На другой день Арон Вульфович пришел к Юлии и долго беседовал с ней. Рассказав очередную смешную историю, он развеселил ее. Она попросила повторить.
— В этом, право, ничего веселого нет, — твердил Каминский, — чему вы смеетесь? Я подхожу к кассе платить за покупку и замечаю, что кассирша чем-то нехороша: голова клонится набок, глаза тусклы и губы вздрагивают. Кассирша, решаю я, устала и больна, надо ее чем-нибудь обрадовать. Я кладу деньги в окошечко и подсовываю лишних пять рублей. Мне и без них будет неплохо, а ей они, наверно, очень нужны. Обыкновенная история — покупатель ошибся, а кассирша но заметила, велика ли сумма… Я беру чек, хватаю покупку и спешу к выходу. Слышу, меня скликают. Оборачиваюсь, и что же — моя больная бойко меня догоняет, тычет деньги и шипит: «Растереха»!
У него и веселых и грустных истории немало. Юлия смеялась, печалилась и не заметила, как время прошло. Перед самым уходом он заговорил о хлорелле, называя ее почему-то холерой. Хороша зеленая букашка, если ей ничего не стоит отца с сыном поссорить. Послушаешь этих упрямцев и подумаешь, что каждый отстаивает науку от произвола. Па самом деле тот и другой защищает свою слепоту и амбицию. Один не хочет расстаться с привилегией сеньора, а другой воображает, что творит чудеса.
Простим Каминскому его непоследовательность, он тут же забыл, что винил того и другого, и стал утверждать, что оба правы. Нельзя осуждать одного за то, что он поставил себе целью осчастливить современников, как и не следует быть строгим к тому, кто посвятил свою жизнь потомкам. Погоревав и посердившись, Арон Вульфович пришел к заключению, что ему незачем соваться не в свое дело, и без него тут обойдутся.
С этим Юлия не согласилась:
— Вы единственный, Арон Вульфович, человек, кто может нас помирить. Поговорите с отцом, он в последнее время и мной недоволен. Я по-прежнему его люблю, но мы перестали быть друзьями. Я всегда и во всем советовалась с ним, мы были, словно подруги…
Она говорила без грусти и сожаления, живо, легко, как говорят о размолвке, каких на свете немало: досадно, конечно, но всякое бывает.
— Лев Яковлевич говорит, — продолжала девушка, — что отец тут ни при чем и все это мне кажется, но почему же я не могу, как прежде, бывало, чувствовать себя с ним хорошо? Я часто захаживала к нему в кабинет, и о чем только мы не болтали… Правда, сейчас у меня и времени нет, положительно нет свободной минуты. Лев Яковлевич сущий бродяга, он готов день и ночь бродить по театрам и кино, но музеям и выставкам, одно и то же просмотрит множество раз и не устанет. На выставке собак мы пять раз побывали, время уходит, и ничего не успеваешь сделать для себя.
