Любовная лихорадка | страница 27
В день кончины Круга — перед смертью тот сделался необыкновенно кротким — Барселос выявил ошибку в употреблении местоимений, допущенную Фариа. Он посвятил целую газетную страницу этому казусу, и для некролога места не осталось. Оскорбленный Фариа накинулся на Барселоса прямо у гроба Круга. Его знаменитые ногти в тот день насчитывали два с половиной сантиметра.
Барселос: Он бросился на меня, как женщина.
Паровозный кочегар привез весть о том, что барон Да Мата собрался в обратный путь. Он запряг в карету еще пару лошадей и не намеревался вновь останавливаться в Жундиаи. Воздух Сан-Паулу пошел ему на пользу, а его внушительные рога задевали за ветки деревьев. Единственной проблемой барона было пищеварение.
Да Мата двигался небыстро, наслаждаясь окрестным пейзажем и картинками собственного воображения.
Дворянские титулы и малярия. Махинации, бродячие торговцы, банановые деревья. Козлята, лачуги, термитники. Коровий навоз, векселя, соты. Плотины, кофейные плантации, ордена. Заборы, лужи, мойщицы белья, быки.
Из дневника Анжелики:
«Я жила так беззаботно и счастливо, как в далеком детстве, в Ламбари, где предавалась невинным занятиям. Но о них я никогда не рассказывала священникам, чтобы те не сочли меня порочной от природы. Сейчас я понимаю, что они были бы правы и совершенно законно не дали бы мне отпущения грехов. Но, как и вчера, я не испытываю — честное слово — никакого раскаяния.
Почта снова заработала, и мне пришло письмо от барона. Он пишет, что приедет не позже чем через неделю. Алвин подпрыгнул на месте и захотел тут же покинуть дом. Я успокоила его поцелуями, и он отнес меня в постель».
Карета Да Маты медленно катится, рога задевают за ветки деревьев. Одна из лошадей прогибается под благочестивым грузом: распятия, иконки, жития святых. Все по заказу Анжелики.
На третьей неделе желтая лихорадка стала отступать. Мелкий дождик прибил пыль, катафалки с изможденными возницами вновь скопились у отеля «Европа». Город понемногу начинал возвращаться к прежней жизни. В шесть вечера на улицы опять выходил фонарщик. Но это был другой человек — или же прежний сильно изменился.
Восстанавливалась торговля. В какой-то день двенадцать городских ворот заскрипели — но от облегчения. Они устали пропускать через себя катафалки. Около тысячи горожан пропутешествовали за месяц на этом виде транспорта.
Из Рио приходили слезные письма, наполняя тоской членов санитарной комиссии. На столе главного медика все еще множились свидетельства о смерти, но 21-го, прозрачным утром, со стороны моря повеяло бодрящей свежестью. Главный медик приказал паковать чемоданы. «Эпидемия под контролем», — заявил он. Но женщины города под контролем пока не были.